Умывались сегодня тщательней обычного. Но по части гигиены всех перещеголял санитар Кузьмишкин. Покончив с перевязкой легко раненных, он совсем не из гордости, а исключительно по долгу службы, в воспитательных целях, взобрался на бугор перед землянкой, чтобы все могли его хорошо видеть, и принялся вершить опытно-показательный туалет. Добрых четверть часа Кузьмишкин елозил во рту давно облысевшей зубной щеткой, напрасно пытаясь придать своим длинным желтым зубам несвойственную им белизну. Затем санитар разделся до пояса и стал тереть рассыпчатым колючим снегом по бокам и неширокой груди. И совсем зря ехидно ухмылялся в сторонке Боровиков: ничего не было тут смешного, просто закалял человек лимфатическую систему.
Дневальные принесли пахучий гороховый суп. Как только первая ложка звякнула о котелок, храп в углу мгновенно прекратился и Сероштан поднял голову. Такими пустяками, как умывание, Сероштан заниматься не стал, а сразу приступил к более насущному. Ел полтавчанин обстоятельно и не спеша, каждый раз облизывая ложку начисто.
После завтрака в землянку пришел командир взвода. На вопрос о возрасте младший лейтенант солидно говорил, что ему скоро «стукнет двадцать», а в глубине души, несмотря на полугодовой командирский стаж, все еще стеснялся своих пожилых солдат. С одним только Крутицким не чувствовал он никакого смущения.
Младший лейтенант принял от помкомвзвода Кошкина рапорт, поздоровался с бойцами. Отыскав глазами Крутицкого, покровительственно спросил:
– Ну как, отоспался?
– Давал храпака! – ответил за друга Боровиков, и Крутицкий долго потом не мог простить ему этого.
Молодой солдат терпеть не мог, когда командир взвода начинал шутить с ним, вгонял в краску. Он сильно подозревал, что младший лейтенант только на людях держится так серьезно – не подступись. Если бы не почетные звездочки на командирских погонах, давно бы уже отбил Крутицкий охоту у младшего лейтенанта насмехаться над ним. Была у него тайная мечта – побороться когда-нибудь с офицером. Хотя тот был и повыше его ростом, показал бы он ему некоторые саратовские приемы, – как пить дать, положил бы на обе лопатки лейтенантика-одногодка со всеми его звездочками.
– А у вас прохладно, – сказал командир взвода. Он перевел глаза с одной стены землянки на другую, словно хотел определить, где больше щелей. – Придется подновить: в этой деревне простоим долго.
– Как в Столбовке? – невинным голосом спросил Боровиков, намекая на памятный всему взводу случай в деревне Столбовке, где только расположились на отдых, как пришел приказ двигаться на передовую.
Командир взвода пожал плечами:
– Комбат сказал: проживем здесь не меньше недели.
– Товарищ младший лейтенант, – взмолился тяжелый на подъем Сероштан, – стоит ли из-за одной недели ремонт начинать?
Младший лейтенант выпрямился: ему показалось, что подкапываются под его авторитет командира.
– Немедленно приступить к ремонту землянки! – громко и строго сказал он, бессознательно подражая адъютанту комбата, известному в полку доскональным знанием устава и самым зычным командирским голосом. – Помкомвзвода Кошкину в шестнадцать ноль-ноль доложить о готовности, – добавил младший лейтенант уже обычным своим тоном и пошел к выходу – прямой и тоненький, как свечечка.
Старший сержант Кошкин, в прошлом колхозный бригадир, человек неторопливый и хозяйственный, обошел землянку, оглядел ее внутри и снаружи, собрал командиров отделений и распределил между ними работу. Два отделения были направлены на заготовку материала: одно – разбирать дырявую крышу землянки, на долю последнего выпало углублять пол.
– Кругом леса дремучие, а они, чертяки, такие кривули ложили! – неожиданно возмутился сержант Черных и далеко в сторону отшвырнул кривую жердь, только свист пошел. – Не землянку построили, а собачью конуру, строители!
Сибиряк редко выступал с такими обширными речами, и все, приостановив работу, внимательно выслушали его и до конца проследили полет жерди.
– Какая она ни была плохая, а все-таки помещение… – вполголоса проговорил вечно чем-нибудь недовольный Авдеев. – А теперь старую землянку разорили, а новую – еще неизвестно, построим ли к вечеру…
– Набирай на лопату поменьше земли, тогда и завтра к вечеру не кончим! – сказал Крутицкий.
Боровиков, работавший рядом со своим приятелем, поощрительно хмыкнул.
– Следи лучше за своей лопатой, – посоветовал Авдеев. – Молод еще замечания делать!
И долго еще говорил Авдеев о людях, которых медом не корми, а дай им только поглазеть по сторонам, но земли на свою лопату стал брать заметно больше.
Из лесу несли столбы и жерди. От ближней сгоревшей избы на куске рогожи, как в санях, трое бойцов везли кирпич для печи. Добычливый санитар Кузьмишкин тащил колено жестяной трубы, бережно прижимая к боку другой рукой целехонькую оконную раму. Солнце то и дело вспыхивало на чистом стекле, и юркий солнечный зайчик неотступно следовал за Кузьмишкиным. Рама все норовила выскользнуть, и зайчик, играя, то отбегал проказливо в сторону, то стремительно кидался к длинным ногам санитара.