Автомашины скатили на землю вручную и приступили к самой трудоемкой работе – выгрузке тяжелых тракторов. Пока заводили первый трактор, чтобы им, как тягачом, стащить другие, Решетников осмотрел грузовики. На одном не хватало стекла в подфарнике. Осколков нигде видно не было, и шуруп находился на месте, – скорее всего, стекло выкрутил в дороге какой-нибудь проныра-шофер для своей автомашины.
«Крайний слева», – запомнил Решетников, отходя от грузовиков, и лицом к лицу столкнулся с Гвоздевым. Они встретились глазами и поняли, что каждый знает о машине с дефектным подфарником.
Минуту спустя Решетников видел, как Гвоздев, воровато озираясь, говорил что-то на ухо инженеру. «Начинается!» – подумал коровинский механик и твердо решил грузовика без стекла в подфарнике не брать, в крайнем случае разыграть его по жребию, чтобы никому обидно не было. Если же тростниковцы будут нахально навязывать ему злополучный грузовик, пользуясь тем, что их много, а он один, сегодня же сообщит об этом в область.
Все-таки недаром сидел он целую неделю в Тростникове!
Когда сгрузили последний трактор, Гвоздев сказал Решетникову, хищно потирая руки:
– Ну, давайте делить!
С тракторами, культиваторами и боронами никаких споров не вышло: разделили поровну между двумя МТС.
– А насчет автомашин я так думаю, – предложил Гвоздев беззаботным голосом. – Поскольку Коровинская станция расположена на левом берегу Волги, пусть они возьмут себе левую половину грузовиков, а мы, правобережные, – правую.
Решетников усмехнулся откровенно и снисходительно. Он предполагал встретить в Гвоздеве более сильного противника и теперь почувствовал даже некоторое разочарование, убедившись, что перед ним обыкновенный мелкий «доставало».
К удивлению Решетникова, Павел Ильич возмутился.
– Пусть коровинский представитель сам выбирает! – с досадой сказал он и сбил свою фетровую шляпу на затылок, отчего его спокойное, бесстрастное лицо сотрудника научно-исследовательского института сразу потеряло всю вежливость и приобрело понятное и любезное сердцу Решетникова сердитое выражение родного брата-производственника.
Гвоздев растерянно заморгал глазами, вплотную придвинулся к инженеру и что-то горячо зашептал ему на ухо. До Решетникова донеслось:
– Так ведь не фара, а всего лишь подфарник…
– Все равно, пусть коровинский представитель сам выбирает: подфарник им нужен так же, как и нам, – твердо сказал Павел Ильич, поправил шляпу на голове, и лицо его опять приняло обычное холодновато-вежливое выражение.
Решетников вспомнил вчерашние слова инженера о том, что их дело нельзя пачкать жульничеством. И рядом с этими словами в памяти встало рассуждение коровинского директора о рубахе, которая к своему телу всегда ближе. Решетникову стало стыдно за делягу-директора, за себя самого. Ведь и он тоже подозревал тростниковцев в злоумышленных кознях. Хорош гусь! Спрашивается: какого черта сидит он в Тростникове целую неделю? Что он тут высидел? Удружил ему директор с этой командировкой! Он расхаживает здесь руки в брюки, а на его собственном участке работа страдает. Ведь до сих пор, наверно, не завезли горючего, не нашли колес для полевых вагончиков…
– Ладно! – громко сказал Решетников. – Я беру машины слева.
Гвоздев недоуменно развел руками, а тем, кто стоял вблизи него, даже показалось, что заведующий ремонтной мастерской покраснел, чего с ним отроду не случалось.
Но он быстро оправился, на обратном пути в газике уже ничуть не стеснялся Решетникова и как ни в чем не бывало начал рассказывать про удивительный случай, якобы происшедший с одним его близким приятелем в прошлом году. По странному стечению обстоятельств случай этот сильно походил на старый анекдот, известный Решетникову и принадлежащий к той неистребимой категории, которую в армии называют «у нас в полку».
Решетников терпеливо слушал соседа, а сам думал, справился ли без него новый коровинский инженер с подготовкой к весенним работам. Парень он простой, не кичится своим высшим образованием, ну да в наше время на одной лишь простоте далеко не уедешь. Больно уж он молод, этот инженер-механик! Титул солидный, а опыта нет: только месяц назад окончил институт… не успел еще даже отвыкнуть от тонких студенческих папирос.
И вдруг Решетников вспомнил Оксану, о которой в суете последних часов совсем было позабыл. Подумалось: а ведь если б не эта проклинаемая им командировка, они бы с Оксаной так и не познакомились. Не верилось, что он мог бы сейчас сидеть у себя в Коровине, завозить горючее и строить полевые вагончики и ничего, решительно ничего не знать об Оксане, не знать даже, что она существует. Все это показалось Решетникову таким неправдоподобным, что он недоверчиво покрутил головой.
На душе у механика было неспокойно, как всегда бывало с ним перед принятием решений, круто меняющих жизнь.