Сначала меня это позабавило, напомнив мне те старые деньки, когда сестра ещё была прикольной, какую я любила больше всего. Но потом во мне резко вскипела злость, как гашеная сода, и лёгкие сжались так сильно, что у меня спёрло дыхание.
– Довольно песен!
– Не хочу, чтобы ты слышала, как я писаю, – и её голос прозвучал жёвано из-за двери.
– Тогда ладно, потому что я тоже не хочу слышать, как ты писаешь.
Я достала свой собственный блеск из упаковки и нанесла на губы. У него был всё тот же вкус, как десять лет назад, и на долю секунды мне даже захотелось зареветь.
Луна открыла дверь, и я попыталась понять что-то по её лицу прежде, чем она заговорит. Она выглядела взволнованной, но не бледной. Глаза стали ещё больше.
– Первый – отрицательный. Остальные нужно делать?
Я бы точно раздумывать не стала. Это же я купила сразу три?
– Да.
Спустя ещё несколько минут она вышла со всеми тремя палочками. Она потрясла ими, сжав между пальцев, держа вверх, и я увидела, что все они показывали всего одну розовую полоску.
– Все отрицательные, – сказала она, и от облегчения с сердца, наконец, спал тот зажим, как от обвивающей меня анаконды. На меня тут же навалилась усталость, и я легла на диван.
– Можешь мне их не показывать. Оставь палочки в ванной, пожалуйста.
– А давай вставим их в рамку, – сказала она.
Несмотря на её порозовевшие щёки и улыбку, глаза у неё были грустными, блестящими, как у мамы, когда она знала, что всё летит ко всем чертям, но не хотела этого признавать. Она взяла палочки и коробки и положила их обратно в пакет. Затем она пошла на кухню и выбросила в мусорку под раковиной, умяв их поглубже в ведро. Вымыв руки, она вернулась в комнату.
– Хочешь, я могу сходить за едой? – спросила я. – Я могла бы снова сходить в то тайское место, взять роллов, красное карри и что ещё, кокосовый суп? – я вернулась полчаса назад, но уже начала чувствовать давление стен. Можно было списать на разницу габаритов квартирки и Нью-Йорка. – Или индийскую кухню? Чесночный наан и малай-кофта?
– Я не хочу есть, – сказала Луна.
Она снова легла на диван и задрала босые ноги на спинку, держа упаковку M&M's за край, смяв упаковку.
– Был один случай, в июне, где-то в Висконсине. Было поздно, и мы не могли найти гостиницу, поэтому решили переночевать в машине. Но я не могла уснуть, – сестра покачала головой. – Было ужасно душно. Казалось, я и дышать не могла. Тогда я вышла из машины. Выбралась через окно, не открывая дверь, чтобы никого не разбудить, и легла прямо на траву с краю парковки, – она остановилась, восстанавливая события в памяти. – Но я и там не могла уснуть, зато могла дышать. Я считала звёзды около двух часов. Джеймс совсем обезумел, когда проснулся и не увидел меня на пассажирском сиденье, – она улыбалась.
– Вот каково было раньше, – добавила она. – А теперь я чувствую себя так, словно могу видеть звёзды.
С улицы послышались три громких и резких машинных гудка. Потом хлопнули дверью, и машина унеслась туда, куда её повез человек за рулём.
– Как давно ты знаешь? Я имею ввиду, как давно начала подозревать?
– Две недели, – сестра убрала с лица пряди. – Около того. У меня никогда не было регулярных месячных, но я пару раз забывала принять противозачаточные, – она посмотрела на меня. – Знаю, это так глупо. Пожалуйста, никогда так не тупи.
Я подумала о моих непонятных недоотношениях с Бэном или о том, как Арчер вышел из репетиционной базы много часов назад и до сих пор не позвонил.
– Ну, до этого я ещё не добралась.
– Это хорошо. Очень хорошо, – она вскрыла упаковку и высыпала несколько конфеток «M&M''s» в ладошку. – Я бы и не стала добираться, – сказала она, не глядя на меня. Она явно имела в виду ребёнка.
– Ну, да.
– Я не мама, – сказала она, уже второй раз за эту неделю. На этот раз в её голосе было меньше уверенности. Слова прозвучали нерешительно и тихо.
Я кивнула, но она всё равно так и не смотрела на меня.
– Интересно, а как это было у неё, – сказала я.
– Ты о чём?
– Когда мама узнала, что беременна тобой. В смысле, наверное, после того, как они снялись для обложки «SPIN», после того, как их альбом так раскупался, а потом ... – я не знала, как закончить фразу.
Луна села.
– А потом она сделала тест на беременность в номере отеля в Сиэттле, и тут она узнала обо мне, – она стала порхать пальцами в воздухе.
– Видимо. Потом ты родилась. Но как ты можешь знать, где она была, когда узнала о тебе?
Луна подтянула под себя ноги.
– Она однажды рассказала мне. У них всё равно тем вечером был концерт, несмотря на то, что её вырвало за сценой за десять минут до выхода, – она сгримасничала. – Она сказала, что была очень рада этому. Но я не знаю, верить ей или нет. Как она могла быть рада?
– Не знаю. Она так легко от всего отказалась. Не думаю, что маму вообще когда-либо заботило, звезда она или нет. Может, она была к этому готова.
Луна застыла в одном положении, размышляя над этим.
– Может.
– В любом случае, это же я стала самой большой ошибкой?
– Что? – Луна повернулась ко мне лицом и впервые за это время посмотрела прямо мне в глаза.