​Девчонки

Она сидела на узле, крепко ухватившись обеими руками за борт машины. Тонкие пальцы побелели от напряжения. Лицо, чуть порозовевшее от встречного ветра, было спокойным, даже, пожалуй, радостным. Наверно, от этой утренней красотищи, от широкого раздолья, от неба, ясного и чистого, без единого облачка.

Конечно, не ее бы надо было посылать на ферму. Но у биологички захворала мать, и уехала биологичка из Липовки на все лето, бросив хозяйство на соседку. Другие учителя тоже нашли причины, отказались. Вот и предстала перед директором бледнолицая худышка из Ленинграда в единственном числе.

«Каравай, каравай, кого хочешь выбирай!» — усмехнулся Шатров, вспомнив создавшуюся ситуацию.

Он чувствовал, что до смерти напугал юную учительницу предложением ехать с девочками на озеро выращивать уток.

— Уток? — переспросила Светлана Ивановна, и лицо ее вспыхнуло.

— Да, уток. А что? — совсем по-мальчишески, задиристо спросил директор. — И вы тоже отказываетесь?

— Нет, что вы! — воскликнула девушка и даже приложила руки к груди. — У вас и так столько неприятностей по этому поводу!

Короче говоря, пожалела бедного директора и приехала, хотя все поджилки у нее со страху тряслись. В этом Шатров был уверен. Он тогда нарочно достал личное дело Светланы Ивановны и удостоверился: родилась и выросла в Ленинграде, единственная дочь архитектора. Сразу после института — Липовка. Пока дело касалось литературы, сочинений — все шло неплохо. Даже очень неплохо! А тут вот надо заняться странным, непонятным делом — уток выращивать. Задала она директору парочку вопросов насчет этих уток, так хоть стой, хоть падай!. Но выбирать было не из кого. И отступать не хотелось. «Ничего! — решил Шатров. — В конце концов, не боги горшки обжигали. Наезжать буду почаще. Контролировать».

— Глядите, реактивный! — крикнул Сенька, задрав вверх голову.

Голубое небо прочертила кудрявая белая тропинка. Один край тропинки будто растворялся, таял в воздухе, а другой, узкий, — убегал вперед и неожиданно заканчивался маленькой золотой точкой. Это самолет сверкал на солнце.

— Почему ученые не додумаются сделать так, чтобы никакой дорожки за самолетом не было, — размышлял Сенька. — Врагу же видно, что реактивный летит. Сбить может.

— Какому еще врагу? — спросила Стружка. — С дорожкой-то красивее.

— Эх ты! «Красивее»… А если война?

Нина Семенова, а иначе Стружка, задумалась над этим.

Ветер вытянул из-под ее косынки две прядки волос, и они, как «дворники» на стекле машины, перебегали по лбу то в одну, то в другую сторону. Это были не просто прядки, а скорее спиральки — будто мокрые волосы намотали на карандаш, подсушили, а карандаш вынули. И ничегошеньки нельзя поделать с этими кудрями. Девочка на ночь иногда мочила их квасом, вытягивала и крепко завязывала платком. Но лишь только волосы освобождались от гнета, немедленно начинали «корежиться», по выражению Нининого деда Анисима, и голова превращалась в мохнатую шапку. Мухи, как ошалелые, кружили над ней.

— Квасной дух чуют, — объяснил дед Анисим.

И, разглядывая волосы внучки, сказал однажды:

— Стружка, да и только!

И все! С тех пор Нину никто не зовет иначе. Только учителя стараются вызывать по фамилии да и то долго ищут ее в журнале, чтоб не ошибиться. Математичка все-таки путается.

— Стружкина, к доске! — вызывала она не раз.

Почему Сенька говорит о войне? Стружка хотела фыркнуть, посмеяться над Сенькой, но вместо этого вопросительно взглянула на Виктора Николаевича.

— Не будет войны, — серьезно сказал директор. — Люди не хотят воевать.

И Стружка показала Сеньке язык.

Нюра сидела на стопке книг, перевязанных шпагатом, бережно обхватив руками корзинку с посудой. В корзине что-то металлически побрякивало, тонко звенело, перекатывалось: корзина большая, а посуды не очень много.

Смуглое лицо Нюры озабочено.

Девчонкам-то что! Им горя мало. Едут себе, пересмеиваются. Ведь если что случится, не с них спросят, а с нее, с Нюры.

Она скользнула взглядом по тонкому худенькому лицу Светланы Ивановны и вздохнула: от нее большой помощи не жди. В деревне не бывала, жизни не видала. Куренка от утенка…

Нюра вспыхнула даже, поймав себя на том, что думает не своими, чужими мыслями, и поспешно перевела взгляд на Люсю.

Ох, какая худенькая! Ручки тоненькие, слабые, как былиночки. А ведь из озера в кадушку воду таскать надо. Ну, эту работу можно другим поручить. Ольге, например.

Ольга Кубышкина в классной шеренге всегда стоит первой. Спина у нее широкая, руки сильные. До того она крупная и громогласная, что ее с малолетства ни дома, ни в деревне никто не зовет Олей или Оленькой, а только Ольгой. Хотели было в школе прозвище дать «Кубышка», но не привилось. Не походит Ольга на кубышку.

А голос у нее!

Однажды нужно было вернуть в школу Виктора Николаевича, его срочно вызывали по телефону. А директор далеко ушел вниз по улице. Кричали все вместе и по одиночке — не слышал. Прибежала Ольга, велела всем замолчать, сложила ладони рупором да как крикнет во все горло:

— Тов-а-а-рищ дире-е-ктор!