Элайза вздрогнула. Уничтожены? Но разве она не говорила, что не хочет затевать войну? Разве она не говорила, что хочет мира?
— Я не собираюсь с ними воевать, — Алисия, похоже, с легкостью прочла ее мысли. — Я собираюсь захватить оба острова и перевезти туда мой народ.
— А мертвецы сделают остальное.
Теперь все было ясно: земляне перебираются на острова, прослойка между многомиллионным стадом и морским народом стирается и побережье ЭлЭй превращается в огромное шевелящееся кладбище.
— Вот почему они тебе отказали… — прошептала Элайза. — Потому что если ты уйдешь, между ними и опасностью больше никого не останется.
Как цинично и как ужасно! Пожертвовать другими ради спасения своих. Но разве не то же самое делал морской народ все эти годы?
— Почему ты не хочешь забрать их с собой? На острова. Почему вы не хотите спастись вместе?
— Потому что мы не сможем сосуществовать мирно, — ответила Алисия. — Однажды мы уже пытались, и из этого ничего не вышло.
Она спрыгнула с трона и подошла совсем близко. Так, что запах от ее кожи наполнил ноздри и отозвался в груди ворохом волнения.
— Так скажи мне, Элайза из небесных людей, — медленно произнесла Алисия. — На чьей стороне ты будешь в этой войне? Что ты выберешь: присоединиться и стать тринадцатым кланом альянса или погибнуть вместе с теми, кого так отчаянно защищаешь?
Элайза не знала, что сказать. Ей хотелось закричать, затопать ногами: «Я не могу принимать таких решений! Я не могу жертвовать тремя ради остальных! Даже зная, что они останутся в живых. Кто я такая, чтобы это решать?»
— Покажи мне, — решилась она наконец. — Я хочу увидеть это своими собственными глазами.
***
— Надо освободить Октавию, — сказала Рейвен. — Чем дольше ты продержишь ее в клетке, тем сильнее она будет тебя ненавидеть.
— Ничего, — Беллами нагнулся над картой и отвечал невпопад. — Целее будет.
Тело Джима закопали в дальнем углу лагеря рядом с еще четырнадцатью могилами. Это были те, кого покусали мертвецы, и те, кого убили земляне. Было четырнадцать, стало пятнадцать.
Способных сражаться Рейвен насчитала всего двадцать восемь. Она не понимала, как Беллами собирался выиграть эту войну: двадцать восемь против тысячи? Даже если каждый из них будет вооружен, земляне просто задавят их массой. Непонятно было, как сражаться и тем более было непонятно, почему земляне не пытаются атаковать. Они только отступили вглубь леса, но остались там: сейчас, когда солнце клонилось к закату, из лагеря стало видно их костры.
— Итак, — сказал Беллами. — У нас два преимущества. Первое — это оружие. Второе, — он посмотрел на Рейвен, — это ты.
— Я? Я — ваше преимущество? Не хочу тебя разочаровывать, Белл, но в таком случае вы проиграете.
— Не проиграем. Если при помощи одного несчастного генератора ты смогла остановить атаку, то подумай сама, как много ты сможешь сделать, заполучив порох, взрывчатку и все необходимые детали.
Первой мыслью Рейвен было: а что об этом скажет Финн? Но Финна здесь не было, были только они с Беллами и то, что он говорил, звучало… здраво?
Да, наверное, именно здраво, потому что отвечало на все заданные ранее вопросы.
— Где ты возьмешь порох, взрывчатку и остальное?
Беллами улыбнулся.
— Мы возьмем все это в ЭлЭй. Там, куда еще никто не осмеливался соваться.
***
— Командующая, прошу вас, не делайте этого. Вы совершаете большую ошибку. Ставите под угрозу не только существование альянса, но и собственную жизнь.
— Я услышала тебя и с первого раза, Густус. И буду поступать так, как считаю нужным.
Чего у этой девчонки было не отнять, так это силы духа. Вот уже несколько часов они верхом двигались по лесной дороге, и все эти часы советники — один за другим — пытались ее отговорить. Но она отвечала спокойно и холодно: «Я — командующая. И я буду решать, что лучше для моего народа».
Было очень холодно: выдвинулись совсем рано, до рассвета, и даже накинутое на плечи пончо не слишком спасало. Кроме того, непривычная к верховой езде Элайза тут же натерла себе все, что можно было натереть, и периодически корчилась от боли, стараясь чтобы никто этого не заметил.
Они двигались походной колонной: впереди, по бокам и сзади — дозорные, в центре — командующая, за ней — советники и только после — Элайза.
Она снова и снова ловила себя на мысли, что очень хочет подъехать ближе и начать задавать новые вопросы, но одергивала себя за это.
Самым удивительным было то, что Алисия начала ей нравиться. Невозможно было не восхищаться ее уверенностью, стойкостью и вечным спокойствием, граничащим с властностью. Она поднимала руку — и все замолкали. Она шла по улице, и все склоняли перед ней головы.
Не потому, что она была командующей — вряд ли за пять лет можно было бы добиться такого раболепства по отношению к лидеру — а потому, что почти каждый человек из ее народа был обязан ей жизнью.
К полудню они добрались до баррикады и сделали привал. Сидя у разведенного костра Элайза никак не могла отвести взгляда от сотен машин, сваленных одна на другую, от огромных проржавевших от старости фур, от перемешанных в жуткие клубки кусков металла и цемента.