Девяносто третий год

Мы, Приэр, депутат Марнского департамента, находящийся при войсках Шербургского отряда, сим предписываем: бывший маркиз Лантенак, виконт Фонтенэ, именующий себя бретонским принцем, тайно высадившийся на берег близ Гранвилля, сим объявляется вне закона. — За его голову назначается награда. — Тому, кто доставит его живым или мертвым, будет выплачено шестьдесят тысяч ливров. — Сумма эта будет выплачена не ассигнациями, а золотом. — Один батальон Шербургского отряда немедленно будет отправлен на поиски названного бывшего маркиза Лантенака. — Местное население призывается оказывать батальону всяческое содействие. — Гранвилль, 2 июня 1793 года». — Подписано: «Приэр, марнский депутат».

Под этою подписью была другая, написанная гораздо более мелкими буквами, но ее невозможно было разобрать ввиду все более и более сгущавшейся темноты.

Старик нахлобучил шляпу на глаза, застегнул свой капюшон под самым подбородком и быстрыми шагами спустился с дюны. Он, очевидно, нашел, что ему незачем оставаться в этом ярко освещенном месте. Быть может, он и без того просидел здесь слишком долго, так как гребень дюны был единственным более-менее хорошо освещенным местом во всей окрестности.

Спустившись с дюны и очутившись в темноте, он замедлил шаг. Следуя составленному им еще на вершине дюны маршруту, он направился к ферме, имея, по всей вероятности, основание надеяться, что там он будет в безопасности.

Кругом все было пустынно. В этот час люди предпочитают не выходить из дому. Позади одного куста он остановился, скинул с себя плащ, вывернул свою куртку шерстью вверх, надел опять свой плащ из грубой материи, завязал его под подбородком и снова пустился в путь, по тропинке, освещаемой лунным светом.

Он дошел до перекрестка, возле которого стоял старый каменный крест. На подножии креста можно было различить какой-то белый четырехугольник, по-видимому, такую же афишу, как и та, которую он только что прочитал. Он направился к кресту.

— Куда вы идете? — окликнул его чей-то голос. Он обернулся. Из-за изгороди поднялась фигура какого-то человека, такого же высокого роста, как и он сам, такого же старого и седого, как и он, в еще более изодранных лохмотьях, — словом, двойник, да и только. Человек этот опирался на палку.

— Позвольте вас спросить, куда вы идете? — продолжал незнакомец.

— Сначала вы мне сами скажите, где это я? — проговорил старик с почти надменным спокойствием.

— Вы в Танисском поместье, — ответил незнакомец. — Я здешний нищий, а вы здешний помещик.

— Я?

— Так точно, господин маркиз Лантенак.

IV. Попрошайка

Маркиз Лантенак, с этих пор мы так и будем его называть, серьезно ответил:

— Верно! Значит, вы можете меня выдать.

— Мы оба здесь у себя дома, — продолжал неизвестный, — вы — в замке, я — в кустах.

— Не в том дело! Кончайте, выдавайте меня, — перебил его маркиз.

— Вы пробирались к ферме, не так ли? — спросил незнакомец. — Не ходите туда.

— Почему?

— Потому, что там вот уже три дня как объявились синие мундиры.

— Да? Ну и что же, обитатели фермы и хутора оказали им сопротивление?

— Нет, они отворили им ворота.

— Вот как! — процедил маркиз сквозь зубы.

— Видите ли вы эту крышу, господин маркиз? — спросил незнакомец, указывая пальцем на крышу, возвышавшуюся на некотором расстоянии из-за деревьев. — Видите ли вы что-нибудь над этой крышей?

— Вижу флаг.

— Да. Трехцветный, — прибавил незнакомец.

Это был тот самый предмет, который обратил на себя внимание маркиза, когда тот стоял на гребне дюны.

— А мне также показалось, что били в набат, — продолжал маркиз. — По какому поводу?

— Да по какому же еще, как не по поводу вас!

— Но теперь его уже не слышно.

— Потому что ветер относит звук, — ответил незнакомец. — А читали ли вы касающуюся вас афишу? Знаете ли вы, что вас разыскивают? — и, бросив взгляд по направлению к ферме, он прибавил: — Там целый полубатальон республиканцев-парижан.

— Ну, так идем же туда, — сказал маркиз и сделал шаг по направлению к ферме.

— Ради Бога, не ходите туда, — проговорил незнакомец, хватая его за руку.

— А куда же мне идти?

— Да хотя бы ко мне.

Маркиз пристально взглянул на нищего.