Девяносто третий год

— Вот что ужасно, что есть богатые и бедные. Это-то и вызывает катастрофы. Мне, по крайней мере, так кажется. Бедные желают быть богатыми, богатые не желают становиться бедными. Вот в этом-то и вся суть. Я, впрочем, в это дело не вмешиваюсь; события идут своим чередом. Я не стою ни за кредитора ни за должника. Я знаю, что если существует долг, то нужно заплатить по этому долгу. Вот и все. Я предпочел бы, чтобы они не убивали короля, хотя я и сам не мог бы толком сказать, почему бы я этого желал. На это мне отвечают: «А как же в прежние времена вздергивали людей на деревьях ни за что ни про что?» Вот видите ли, я собственными глазами видел, как за несчастный выстрел из ружья, сделанный по королевской лани, повесили человека, у которого была жена и семь человек детей. Нечего и говорить — неправы и те и другие.

Он опять помолчал и затем продолжал:

— Впрочем, как я уже сказал вам, я в эти дела не вмешиваюсь. Вокруг происходят такие-то события, все суетятся. Я же гляжу на звезды и молчу.

Тельмарк опять задумался на минуту и затем прибавил:

— Я немножко костоправ, немножко врач, я знаком с разными травами, извлекаю пользу из всяких растений, крестьяне часто видят меня рассматривающим то, что, по их мнению, не заслуживает внимания, и всему этому я обязан репутацией колдуна. Я размышляю, а они воображают, что, значит, я знаю.

— Вы здешний уроженец? — спросил маркиз.

— Я никогда не покидал этих мест.

— И вы меня знаете?

— Без сомнения. В последний раз я видел вас в последний ваш приезд, два года тому назад. Тогда вы отправились отсюда в Англию. А вечером я заметил какого-то человека на вершине дюны, человека высокого роста. Высокие люди здесь редкость: в Бретани почти все низкорослы. Я стал всматриваться, — я ведь только что прочел публикацию. «Эге!» — подумал я. А когда вы спустились вниз, я, благодаря лунному свету, вас сразу же узнал.

— Я, однако, вас не знаю.

— Вы видели меня, но это, пожалуй, все равно, что вы меня не видели, — и Тельмарк-Попрошайка прибавил: — А я вас видел. У прохожего — одно зрение, у нищего — другое.

— А я вас раньше встречал?

— Часто, ибо я не раз просил у вас милостыни. Я обыкновенно сидел на дороге возле вашего замка. Вы частенько бросали мне монету; но дело в том, что тот, кто дает, не смотрит, а кто получает — всматривается и наблюдает. Нищий — это тот же шпион. Но я, хотя мне и не весело живется, стараюсь не быть злым шпионом. Я протягивал руку, вы видели только протянутую руку, и вы бросали в нее ту милостыню, которая мне необходима была утром, чтобы не умереть с голоду вечером. Иногда мне приходилось голодать целыми сутками. Порой даже грош — это спасение жизни. Я обязан вам жизнью, — я вам ее возвращаю.

— Да, это правда, вы спасаете меня.

— Так, ваше сиятельство, я вас спасаю, только с одним условием, — прибавил Тельмарк серьезным голосом, — с тем условием, чтобы вы являлись сюда не для того, чтобы причинять зло.

— Напротив, я являюсь сюда для того, чтобы сделать добро.

— Ну, и прекрасно! А теперь давайте спать, — проговорил нищий.

Они улеглись рядом на постели из водорослей. Нищий тотчас же заснул. Маркиз, несмотря на свою усталость, посидел некоторое время в задумчивости, затем, сквозь темноту, пристально посмотрел на нищего и, наконец, тоже лег. Растянуться на этом ложе было все равно, что растянуться на земле; он воспользовался этим для того, чтобы приложить ухо к земле и прислушаться. Под землей раздавался какой-то глухой шум. Известно, что звук особенно хорошо передается почвой. Слышен был гул колоколов: то продолжал гудеть набат.

V. Подписано: «Говэн»

Когда он проснулся, было уже совсем светло. Нищий уже был на ногах, но не в берлоге, потому что в ней нельзя было вытянуться во весь рост, а вне ее, возле входа. Он стоял, опираясь на свой посох. Лицо его ярко освещалось утренним солнцем.

— Ваше сиятельство, — сказал он, — на Танисской колокольне только что пробило четыре часа. Я ясно расслышал бой башенных часов; значит, ветер переменился и дует теперь в сторону моря. Никакого другого звука не слышно; значит, в набат перестали бить. На ферме и на скотном дворе в Эрб-ан-Пайле все спокойно; значит, синие мундиры или спят или ушли. Следовательно, опасность более или менее миновала, и с нашей стороны было бы благоразумнее расстаться. Мне пора уходить. Я иду в ту сторону, — прибавил он, указывая рукой в одно из направлений горизонта. — А вы направляйтесь вон в эту сторону, — продолжал он, указывая рукой в другом направлении. Затем нищий сделал маркизу прощальный жест рукою и произнес, указывая на остатки ужина:

— Возьмите с собой каштаны на всякий случай — может быть, проголодаетесь.

Минуту спустя он скрылся за деревьями. Маркиз тоже встал и пошел в том направлении, которое ему указал Тельмарк.