Девяностые

– Да… Здравствуйте… – пряча опухшее, серое лицо, ответил Сергей.

Уже разминулись было, но тут Ирина Антоновна, что-то вспомнив, чуть не схватила его за руку:

– Сергей Андреевич, погодите, хочу вас послезавтра в клуб пригласить. Праздничный концерт… День Победы же… Приходите, пожалуйста, детишек наших посмо́трите!

– Хорошо, спасибо, приду, – закивал Сергей, стоя к женщине боком. – До свидания.

– Значит, девятого, не забудьте, в четыре часа!

– Хорошо, хорошо…

В избе было стыло, запущено, сумрачно. Снова пахло мышами и пылью, по печке ползали сонные уховертки… Сергей снял штормовку, сапоги, повалился на кровать, зарылся в подушку. Хотелось заснуть глубоким и долгим сном, а потом проснуться свежим, легким, бодрым, без груза недельной пьянки. Но сон не приходил, в голове пульсировали рваные воспоминания последних дней, какие-то давние случаи, кем-то сказанные фразы… Сергей пытался считать, как делал это иногда во время бессонницы: «один плюс один – два, два плюс один – три…» Не помогало, цифры терялись, блекли, путались в мыслях… Спать, выспаться… Не надо зажигать света, не надо друзей, Нади, никого, ничего, кроме сна… Спать, спать… В окне потихоньку темнело, с улицы доносились звуки жизни: кто-то перекрикивался, прошла близко корова, мыча надсадно, словно чего-то требуя, а ей отвечали другие коровы таким же надсадным мычанием… Уже на выпас пускают, наверное…

Сергей долго искал, о чем бы думать сложном, но не особенно болезненном, о чем-нибудь таком приятно-сложном… Надо бы помыться… Да, баня… Сначала нащиплет лучинок, растопит старую, проржавевшую, но очень быстро греющую воду печку… Да, натаскает воды в бак из-под круглой стиральной машинки… Бак стоит на краю полкá… Ведро нагреется на печке… Вымоет таз… Долго будет мылить свои длинные волосы (надо бы немного подстричься), будет чесаться в бороде… Ножницы есть… И вот наконец-то в голове поплыло и сорвалось в теплую черноту, увлекая за собой сознание… В сон, в сон…

Нет, вынырнуло обратно, будто что-то изнутри вытолкнуло, не приняло, снова растормошило… Сергей открыл глаза, сел на кровати, разбросав влажное от пота белье. Одежда тоже была влажная, бил озноб.

Холодно, как в погребе, пусто, совсем темно. По спине, по груди бежит, кажется, ручьями пот. Струится… Ничего не видно. Закрываешь глаза и открываешь – одинаковая тьма. Ослеп!.. Острый детский страх встряхнул его, поднял с кровати. Он напряженно всматривался в то место, где должно быть окно… А, нет, вот этот прямоугольник, чуть-чуть светлее всего остального. Но за ним ни огонька… Сергей осторожно прошел по комнате, нащупал на стене выключатель, пощелкал. Лампочка не оживала… Ну и ладно… Снова лег… Вдалеке запели безголосо и тупо-весело:

– Этот мир придуман не нами! Этот мир придуман не мной!..

Кажется, несколько девушек горланили одни и те же фразы, не зная, скорее всего, остальных слов песни.

– Э-этот мир придуман не нами-и! Э-этот мир придуман не мно-ой!

«Как на мясокомбинат по собственной воле идут», – подумалось Сергею.

Пение сопровождалось недовольным лаем разбуженных собак.

Надя, в демисезонном светло-коричневом пальто, подкрасившаяся и завившая волосы, выглядела немного смешной и нелепой, совсем не той Надей, и Сергею было неловко и почти неприятно идти рядом с ней… Они шли в клуб, Сергей уговорил ее, тем более что ее Боря будет там выступать – прочитает стихотворение.

Надя вела за руку дочку, слушала Сергея, а он рассказывал ей о выставке. Кое-что пропускал, кое-что придумывал, и ему, в принципе, совсем не хотелось говорить, но она попросила…

– …А один художник, Юра Пикулин, выставил картину, «Зеленая бутылка» называется. Такая психологическая штуковина… сильная. И ее, представь, купил директор наркологической больницы, чтобы у алкоголиков возникало отвращение к спиртному. И сам Юра пить потом не мог, после разговора с наркологом… Чем-то он действительно таким обладает, и теперь с помощью этой картины наверняка всех излечит.

– Да уж…

Людей в клубе много, в первых рядах сидят ветераны, начальство, а дальше просто зрители; в самом конце, где стена с отверстиями для лучей кинопроектора, – молодежь. Сергей и Надя нашли свободные места, уселись, Надя взяла дочку на колени.

Сначала показали короткий документальный фильм о последних днях войны. Фильм начинался со съемки летящего самолета, и чей-то молодой голос, явно дурачась, объявил:

– Самолет!

Сзади засмеялись.

Потом тот же голос время от времени комментировал происходившее на экране, а работница клуба несколько раз грозила:

– Хализов, имей ты совесть! Или ты прекратишь немедленно, или выйдешь отсюдова!