На самом деле люди не такие уж и глупые, когда удовлетворены их первичные потребности. Все-таки на каком-то этапе они снова начинают читать, интересоваться чем-то. Я не говорю про театр или искусство, потому что теперь уже могу сказать: театр сейчас – это все-таки на любителя, и искусство – скорее бизнес для своих. Уверен, ровно так говорят и те, кто ничего не видел и искусством особо не интересовался. Но по иронии судьбы к аналогичному выводу приходят и пересмотревшие все что можно. Когда пытаешься объять всё и вся, выводы – самые будничные, как будто и не углублялся, а так – с чистого листа.
Так вот люди, они же пытаются жить. Где-то бывают, хотят иметь мнение, иногда забывают, что сами его где-то подслушали, подсмотрели, ну и что же? Даже не потому, что их совсем не тронуло – просто от неуверенности, как в школе: хотят одним глазком да заглянуть, что же там у соседа. Они хотят видеть мир: возможностей для этого теперь больше, люди стали жить лучше. Они не так глупы, отнюдь. Любить людей трудно, но надо, не так ли?
Во мне никогда не было высокомерия по отношению к «людям» – скорее, я соблюдал деловой этикет, дистанцию, отделял своих от «чужаков». Вообще, я сторонюсь гордецов и псевдоэлиты: они не любят народ и при этом минимум раз в век пытаются взвалить на себя патронат над ним.
Моя отстраненность больше свидетельствовала о тонкой психической организации, я просто пытался обезопасить себя. Когда я пробовал быть открытым, оказывал услуги, включался в чужие проблемы – мне не удавалось выспаться. Не то чтобы бессонница или кошмары, просто какие-то вязкие сны, из которых не так просто выбраться.–
–
Я до сих пор не понимаю, что означает то, что мне снилось, и каким было первое безумие – кстати, чье? – если идет «еще об одном». Та деловая жизнь, которую я хотел вести, была несовместима с этими снами. Поэтому я отстранился от людей – тут или одно или другое: иногда нужно на время уйти, чтобы потом вернуться с триумфом.
Когда-то мне говорили: ты не можешь иметь все. Но ведь лукавили.
Когда ты отвергаешь людей, они не бегут от тебя – наоборот, еще больше жаждут внимания. Твоя благосклонность становится ограниченным ресурсом, а безразличие не унижает, а, подчеркивая исключительность блага, имя которого ты, подстегивает. Твои акции растут, как говорила Маша.Михаил Михайлович Бахтин
– На самом деле, у меня две новости. Одна очень плохая, другая – хорошая.
– Как-то несимметрично. Одна – очень плохая, а вторая – просто хорошая… В неравных долях….
– Ну, скажем так, одна плохая, другая – хорошая.
– Тогда по всем традициям надо начать с плохой.
– Плохая – это то, что мне кажется, что нам будет вместе сложно. Если сейчас возникают такие проблемы, то и в будущем они никуда не исчезнут.
– Логично, Георгий. Ты молодец.
– Но при этом я ужасно соскучился. Такое вот двойственное чувство.
– Ага, дуализм. И что?
– Вот пока не ясно, что с этим дуализмом делать.
– Я тоже ничего не могу тебе посоветовать. Шучу.
– На самом деле было так: сначала я рационально решил, что нам сложно, что это уже становится невыносимым…
– А потому бесперспективным…
– Да. Но при этом есть такое внутреннее ощущение, что чего-то не хватает. Не чего-то, а вполне определенного человека.
– И что мы будем делать? Мне кажется, все у нас сводится к двум вариантам. Вариант один: мы даем себе отрезок времени, строго оговаривая его продолжительность. Понимаем, скучаем мы друг по другу или нет. Принимаем каждый какое-то свое решение. Затем встречаемся, обсуждаем и приходим к какому-то выводу. Вариант два: мы продолжаем встречаться – так, как будто бы и не было этих последних ссор, но при этом ставим друг друга на испытательный срок. И посмотрим, как пойдет.
– Какое сегодня число? Я думаю, так… Давай дадим себе неделю на то, чтобы подумать. Встретимся в следующую субботу, пообедаем и все обсудим.
– Хорошо.