«Девианты»

Толки о Светлове приутихли. Вот уже три недели редакторы не получали от него вестей. Видимо, в информационном вакууме находились и рядовые журналисты. Незаметным образом также сдулись загадочные форумчанки, недавно на все лады намекавшие о более чем дружеских отношениях с гениальным Светловым.

– Ты знаешь, – как-то заявила Яблонская Серовой. – Я, наверно, была несправедлива по отношению к Ромке. Подумала на него бог весть что из-за этих пустых листков. А ведь все ясно, как белый день. Закружился, сунул в конверт не то. А мы сразу обвинили его во всех смертных грехах! А текст Папику понятно кто слил. Вопилов! Расплатился нашим отшельником со Стражнецким. Мне тут намекнули, какой у них там взаимозачет… Да и Карачаровой он вполне мог слить. Знаешь, не удивлюсь, если окажется, что таинственный любовник Ольги Вячеславовны – наш обаяшка Влад!

Серова молча внимала этому потоку сознания.

– Что ж ты не говоришь ничего, Свет? – Яна явно хотела услышать от нее подтверждение своим мыслям.

– В чем-то я с тобой согласна, – нехотя выдала Серова. – Но связь Карачаровой с Вопиловым мне кажется притянутой за уши. Ты вспомни-ка, когда это Владик молчал о таких вещах? Да ты бы на другой день уже знала.

– Верно, верно, – пробормотала Яблонская. – А Ромка? Он же не хотел меня обидеть? Это я, как всегда, себя накрутила? Ты видишь, я стала работать над собой, бороться с паранойей, – улыбнулась она.

Серова была уверена, что как раз в этом случае Яна себя не накрутила. Светлов не вызывал у нее абсолютно никакого доверия. Но Яна так трогательно наивничала, что Света решила оставить ее в счастливом заблуждении.

Серову занимало другое. После выхода из больницы к ней почему-то стала льнуть Корикова. Вчера вот йогурт принесла, сегодня шоколадкой угостила, третий день зовет вместе пообедать… И удивительное дело, с Рыковой, с которой они раньше были не разлей вода, Алина теперь держит дистанцию. Смолкли шушуканья на лестнице, утихли смешки на кухне…

В коридоре раздался писклявый лай, и на пороге корреспондентской возникла Юлечка Колчина. Словно младенца она прижимала к груди крошечную псину с розовым бантом на макушке. Переднюю лапку собачки украшало нечто вроде браслета из кружев цвета фуксии.

– Какая прелесть! – взвизгнула Крикуненко. – Обожаю таких пупсиков! Кто это тут у нас? – и она умильно вытянула губки уточкой.

– Я только что из салона, – отвечала Колчина. – Заказала платье на обручах и сумочку. Выбираю перчатки, а стилистка мне и говорит: а собачки у вас разве не будет? сейчас все красивые невесты, особенно звезды, собачек в загс берут. Ну я и подумала: а я чем хуже? Вот и купила у нее Сюсечку.

– Плюнь своему стилисту в морду. То есть, в визаж, – посоветовала со своего места Рыкова, которая только что вернулась из солярия. – Чувствуется, чел абсолютно не в теме. Таскаться с шавками – это даже не вчерашний, а позавчерашний день. Все гламурные девушки уже давно распродали своих уродцев на благотворительных аукционах!

В это время Крикуненко с выражением крайнего умиления на лице корчила Сюсечке забавные рожицы, выразительно поднимала брови, как бы не веря глазам своим, что в мире существует подобная красота.

– Да, это мой маленький бебик, – на том же птичьем языке вторила ей Колчина. – Моя ляля. Сюсечка, ты ведь будешь слушаться мамочку? Будешь ее радовать пропердольками?

– Пропердольками?! Это еще что за хрень такая? – фыркнула Рыкова.

– Может, Юля хотела сказать: профитрольками, – деликатно предположила Корикова.

– Нет, я сказала именно то, что хотела сказать, – надула губки Колчина. – Не надо делать из меня дурочку. Ляля будет радовать мамочку именно пропердольками.

– Пропердольки! Какое нежное, напевное слово! Словно предрассветная трель соловья или свирель златокудрого Леля! – городила турусы на колесах Анжелика. – Какая прелесть – пропердольки! А… что это?

– Ну, – завела Юля многозначительно. – Меня предупредили, что у таких бебиков часто бывают проблемки… как бы это сказать, со стульчиком. А мне бы очень хотелось, чтобы у Сюсечки был хорошенький стульчик!

– Так вы о собачьем дерьме, что ли, говорите? – и Вопилов расхохотался. – Пропердольки, блин!

– Да уж, некоторым легче ломать язык, чем изъясняться по-человечески, – вставил свои пять копеек и Ростунов. – Со всех сторон только и слышишь: молчел, нямка, печенюшки!

– Ага, Леш, – подхватила Рыкова. – А еще месики, губнушка и беремешки!

– В некоторых кругах принято говорить – беремчатые, – с иронией добавил Кузьмин.

– Пасибки, Антош, чмоки-чмоки, – подыграла ему Зина.

– Все, хватит, – неожиданно прекратила эту веселуху Серова.

– А почему хватит-то? – недовольно протянула Рыкова.

– Я сама не в восторге от этой новомодной манеры, – отчеканила Света. – Но это не повод, чтобы набрасываться на человека, который искренне выразил свою радость так, как умеет.

– Да, Свет, ты права. У меня сейчас словно глаза открылись, – неожиданно выпалила Корикова. – И теперь я прекрасно вижу, что все они просто бессердечные, жестокие люди!

– Это относится и ко мне? – как бы не веря своим ушам, обернулась к подруге Рыкова.

Алина колебалась ровно секунду:

– Да, Зин. К сожалению, и к тебе.