Директриса Эмского оперного театра Элла Соломоновна Розенштерн захлопнула объемистую папку и удовлетворенно объявила:
– Ну, распоясались борзописцы! Ничего, будет вам и свобода слова, и плюрализм мнений… Затаскаю по судам!
А спустя два дня Папик вызвал к себе Стражнецкого.
– Эта жидовка никак не уймется, – поведал он своему заму и зятю. – Опровержения требует плюс сто тысяч рубликов за свои страдания. Вот, почитай…
– Ну, что я тебе скажу, папа, плохо дело, – сообщил Костик, ознакомившись с эпистолой Эллы Соломоновны. – Она на документы ссылается. Оказывается, в период с 1975 по 1985 годы Эмский театр не ездил в гастрольные туры по Сибири. И никакого «Бориса Годунова» у них с 1963 года в репертуаре нет.
– А как тебе подборка свидетельских показаний старейших работников театра, которые в один голос утверждают, что инцидент с «Полетом шмеля» не имел места? А официальное письмо отца Германа? Эта стерва не поленилась отправить запрос на Соловки! И попик ей ответил, что за последние 30 лет среди братии не было ни одного отца Никодима.
– Я, папа, считаю, что на опровержение тут явно не тянет. Это она губу раскатила. Дадим просто «Работу над ошибками». Мол, напутали немного с фактурой, с кем не бывает. Мол, не отец Никодим, а отец, скажем, Иоанн… В любом монастыре есть отец Иоанн!
– А вот в Соловецком его возьмет и не окажется! – с горячностью возразил Папик. – Да бог с ним, с отцом Никодимом! А как вот от гастролей по Сибири отмазаться? Это ведь никак не тянет на простую ошибку, тут уже заведомо недостоверный факт сообщается. А свидетельства старых маразматиков? С ними что делать?
– С ними что делать? – задумался Костик. – А… не найти ли нам своего свидетеля из тех же старых маразматиков, который бы, наоборот, показал, что такой факт имел место? Всяко это будет стоить не сто тысяч! А заодно пусть пронюхает, на какие гастроли театр ездил в те годы. И мы со спокойной совестью напишем, что слегка ошиблись. Мол, дело было не в Сибири, а в Мухосранске…
– Ага, шаманы в Мухосранске! – съязвил Папик. – Как ни крути, тришкин кафтан получается. Тут залатаем, а там новая дыра. Эх, прописал бы я ремня этому стервецу Светлову!
– А, может, на него стрелки перевести? Повиниться перед читателями, что нас, таких честных и доверчивых, развел какой-то проходимец? Напихать в статейку громких лозунгов и трескучих фраз о высокой миссии журналиста, и о том, как некоторые отщепенцы позорят честь профессии. А в конце приписать что-нибудь типа: просим правоохранительные органы рассматривать данную статью, как официальное обращение, и начать следственные мероприятия. Ну как? Гуд?
– Ох, позор на мою седую голову, – вздохнул Папик. – Я из таких скользких дел сухим выходил, а тут… провел меня Светлов на мякине.
– Стоп, а у Карачаровой-то тоже светловский текст выходил, – вспомнил Стражнецкий. – Про пирата Витюшку. У нее-то как, нет проблем? Сейчас ей звякну…
– Не лезь на мои грядки, – недовольно сказал Папик. – Я сам ей звякну. Как главный редактор главному редактору.
– Ну, я думал неформально все выяснить, – отвечал Костик. – У меня с ней, в общем-то, теплые отношения.
– Это когда это они успели стать теплыми? – Папик глянул на него исподлобья. – Не балуй, Костик, не балуй. Пока по-доброму предупреждаю…
– Да вечно ты, Николай Юрьич, подвох ищешь! Ну, посуди сам, зачем мне престарелая тетя Оля, когда у меня молодая и красивая жена?
– Ага, престарелая, – иронично заметил Папик. – Лет на пять старше…
– Ну и что? Я, папа, вышел из возраста, когда нравятся бальзаковские дамы, – почесывая нос, отвечал Костик. – Э… мне тут ненадолго отъехать надо. Буквально на пару часиков. Катюшка кое-что просила купить.
– На пару часиков? – тесть подозрительно посмотрел на Стражнецкого. – Смотри, узнаю чего – сильно пожалеешь…