Действительно, непонятно почему Кудряшов вдруг изменился в лице. Между бровей залегла глубокая складка, словно у него внезапно заболела голова, губы сжались, словно были готовы сказать что-то важное, но еще не знали, что. Этот ступор продолжался секунд пять, после чего Олег тихо сказал:
— Дрель.
— Дрель??? — хором переспросили все.
— Ну, удивил! И коту понятно, что это дрель, — найдя новое счастье в лице Кузьмина, Инна сделалась язвительна в адрес Кудряшова.
— Дрель. Лестница. Пирожки. Ванна, — еще раз повторил Олег, и, ни на кого не глядя, пошагал к выходу.
— Он и правда разбираться пошел? — тревожно сказала Корикова. — Ну, знаете, мне это не нравится. Перепил он, что ли? Пойду за ним.
— Ну перестань, Алин, — подал голос Стражнецкий. — Что он, маленький что ли? Давай лучше выпьем.
— А что вы все так переполошились? — заинтересованно спросил Кузьмин. — Он буйный, что ли? Я его мало знаю…
— Олежек? Да тюфяк он! — пригвоздила Кудряшова Инна. — Вечно сопли жует…
— Ну, я жевать не буду, — и Кузьмин пылко обнял блондинку.
У Кудряшова сильно стучало сердце. На лифте он поднялся на четырнадцатый этаж. Несмотря на поздний час, в буфете было многолюдно — перед праздниками местный общепит зарабатывал деньги и не закрывался до последнего клиента. Почти все столики были заняты — народ с размахом провожал старый год. Олег обшарил буфет взглядом, но того, кого искал, не увидел.
— О, я его узнала! — от столика у окна до Олега донесся голос подвыпившей мадам — блондинки чуть за сорок. — Это же рыжик с шестого этажа! Молодой человек, солнышко, идите к нам! — и светловолосая с подружками призывно замахали ему руками.
— Девчонки, простите, я очень спешу, — бросил Олег дамам вымученную улыбку и быстро ретировался.
Он вышел на лестницу. Сегодня она не была безлюдной, как обычно. Снизу доносился тихий гул голосов: праздник отмечали не одни «Девиантные», и на каждом этаже стояло минимум по одной влюбленной парочке. Спускаясь вниз, Олег бесцеремонно заглядывал в лица встреченным голубкам. Многие стыдливо отворачивались — это были чьи-то мужья и жены, которых предновогоднее веселье случайно толкнуло в посторонние объятья. В курилке седьмого этажа Олег увидел Крикуненко и Черепа. Они о чем-то беседовали, развалившись в пластиковых креслах. В ногах у Анжелики Серафимовны стояла ополовиненная бутылка шампанского, а у Черепа из кармана пиджака торчала четверка коньяку.
— Петр Данилыч, на два слова! — от пробежки по лестнице и волнения Кудряшов тяжело дышал.
— Да что там опять стряслось, Олег? Можно хоть сегодня не говорить о работе? И потом, вы видите, я занят. Никакой деликатности! — заворчал Череп.
— И все же я настаиваю, — Олег сказал это столь решительно, что Черемшанов сразу встал и со смесью интереса и тревоги взглянул ему в глаза.
— Настаивать вы не можете, — подала пьяный голос Анжелика. — Крепостное право отменили еще в 19 веке. Так что оставьте-ка свои барские замашки.
— Тихо, тихо, голубушка, — осадил подругу Череп. — Я вижу, у Олега Викторовича ко мне действительно что-то срочное и важное. Вам лучше спуститься в редакцию. Не переживайте, мы скоро вернемся.
Крикуненко нехотя встала и, смерив Кудряшова недовольным взглядом, неуверенно зацокала к лифту. Олег встал напротив Черепа спиной к двери, словно преграждая ему путь к отступлению. Инстинктивно приняв боевую стойку, он нетерпеливо раскачивался на ногах — взад-вперед, взад-вперед.
— Ну, что у вас за дело такое срочное? — начал Череп.
— Дрель, Петр Данилыч, — Олег нервно рассмеялся. — Ванна. Лестница. Пирожки. Турция! и схватил Черемшанова за лацканы пиджака.
— Но-но-но! Руки! — затрепыхался Череп. — Что за ребусы на ночь глядя? Сказать честно, меня очень утомили ваши бесконечные нападки. А-а, все! Понял, понял, вопросов не имею! Вы же пьяны, милейший. Слышал, слышал о том, что в вас начисто отсутствует культура пития, но не думал, что до такой степени…
— Заткнись! — Олег тряхнул Черепа. — В общем, так. Ты сейчас же пишешь по собственному желанию.
— С какого это перепугу, Олег Викторович? Вы оставьте этот свой командирский тон…
— Я повторяю: или ты пишешь заявление, или дело получает широкую огласку, и ты с позором вылетаешь из «Девиантных».
— Что за бред? Какое дело? Какую огласку? Мне от людей скрывать нечего! Ой, у меня закололо сердце, — и Череп с болезненной гримасой ухватился за левую сторону груди. — Мне необходимо срочно принять таблетки. Да пусти же! Или ты хочешь, чтобы я прямо здесь скончался?
Кудряшов ослабил хватку:
— Ты меня понял, Петр Данилыч.
Перекурив и чуть переведя дух, минут через пять Олег возвратился в редакцию. Еще с порога он с удивлением увидел, что все с интересом внимают Черепу, который что-то эмоционально рассказывает.
— Да, коллеги, увы! Увы! Светлый праздник омрачен беспрецедентно хамской выходкой нашего многоуважаемого Олега Викторовича! — вещал Черемшанов. — Сколько раз я говорил ему: надо меньше пить, уважаемый, это добром не кончится.
— Не подумала бы, что Олег Викторович такой уж пьющий, — с сомнением протянула Марина.