— Тогда так! — сказал он, — Тогда, ввиду вашего активного противодействия… Товарищ инспектор! Уничтожить полуфабрикат…
Кряхтя, Леха подхватил флягу и поволок на крыльцо. Собака принялась остервенело лаять и рваться с цепи. Порыскав по двору глазами, «инспектор» попросту спихнул духовитую емкость вниз. Фляга опрокинулась в полете набок и при приземлении остатки содержимого мощной струёй выбросило метров на пять. Собака взвизгнула, а куры в стайке переполошились.
— Последний раз спрашиваю, кто еще в деревне гонит самогон?
Дикой вышел на крыльцо, прибор висел на жилистой шее. Штангу Беня нес в одной руке, а другой придерживал на боку аккумулятор. Бабка шла за ним с неприступным видом.
— Учтите — содействие органам вам зачтется…
Говорил он это все так — для галочки. Ясно, что облом им тут вышел. Нужно что-то придумывать. Жилых дворов в деревне — не больше десятка. Одни старики. В двух местах они разжились самогонкой. Еще в трех была только брага, которую они оприходовали точно так же. Был бы «жив» их «шестьдесят шестой» — проблем нет, — смотались бы южнее. Там пара таких же деревенек. Но «газона» не было. Точнее он был, но стоял на приколе у экспедиционного лагеря, а «безрукий» водила пытался выправить сплющенный в лепешку бензобак. Прокатился за девками, мать его!
Дикой сунул аккумулятор Лёхе и стал спускаться с крыльца. Бабка посматривала то на зловонную лужу, то на грозных инспекторов. Глаза ее, утонувшие в морщинистом лице, были сухие, как пустыня Каракумы. Она выглядывала из своего платочка, словно прицеливалась…
— В Каранаково гонют… Много…
Дикой запнулся.
— Где? — он остановился, не обращая внимания на попытки пса прокусить кирзовые голенища. — Где это?
— Да верст семь будет. Во-о-он туда… — старуха махнула рукой. — Там ишшо дворов пять теплятся. На меду живут…
Леха бабке не очень-то поверил. Больно уж прищур у нее нехороший. При этом она еще улыбалась во все свои два зуба; голые розовые, как у младенца, десны блестели от слюны. Так выглядела бы лиса Алиса восьми десятков лет, уговаривающая Буратино пройтись до Поля Чудес, пошептать «Крекс, Пекс, Фекс». А ещё его смущало звучное и кажущееся знакомым название — «Каранаково». Словно обухом в лоб…
— Ну-ну, — сказал Дикой и вышел со двора.
Кольцо в калитке брякнуло.
— Нет там не фига! — сказал Леха сразу же, едва они отошли от ворот. — Врет старая!..
— Да?
Дикой размышлял. Штангу магнитометра он закинул на плечо и шагал размеренно, посматривая по сторонам. Улица заканчивалась. Впереди маячило еще три дома, но явно нежилых: у одного развалилась крыша, другой был заколочен наглухо, хотя с виду еще вполне крепкий. Последний сруб врос в землю по самые окна. Они печально смотрели пустыми провалами на здоровенную кучу всякого хлама в палисаднике, поросшую сорняками. У подножия деловито копошились куры. Забора не было.
— Точно нет! Я у Доцента карту смотрел — нет ничего!
Леха горячился. Уж чего он сейчас не хотел наверняка, так это тащить аккумулятор семь, а то и больше километров по жаре, через тайгу, по еле заметной тропке. А потом еще и назад — втрое… Сейчас он хотел полежать в тенечке. Подремать. Пожевать чего-нибудь основательного. И, конечно же, выпить! Ну, не было сил больше слушать это сладкое «буль-бульк» прямо перед носом, в вещмешке Дикого. Леха так ясно представил себе, как он, отогнув мизинец, опрокидывает в пересохший рот полстакана самогона, а потом, крякнув, вгрызается в горбушку ржаного хлеба, посыпанную крупной солью и зеленым лучком, что в глазах помутнело.
Они остановились у приметной кучи. Куры забеспокоились, но петух, сидевший на остатках забора, только приоткрыл тонкие пленки век. Дальше улица, пропетляв немного меж заброшенных огородов, скрывалась в узкой просеке. Вжикали слепни, тяжело гудели шмели. Куры возобновили свою возню. Петух посматривал ни них, как евнух, которому по долгу службы приходится торчать на солнцепеке…
— Карту, говоришь, смотрел?.. — Дикой покусывал сорванную травинку, обозревая пространство впереди. Деревня его больше не интересовала: измерено, взвешено и все такое… — Я тоже смотрел…
— Ну вот!
— Что вот?!! Ты хоть карту читать умеешь?! Это тебе не в «очко» на сигареты играть… Кстати, дай закурить…
Дикой смял папиросную гильзу. Бросил обгорелой спичкой в петуха, оставшегося безучастным, и принялся пускать дым изящными струйками, замысловатыми колечками, словно не «Беломор» смолил, а «Мальборо».
— Есть там деревня… «Каранаково», или село. Точно помню, — сказал он и нахмурился. Утер со лба пот. — Только…
— Во-во, — подхватил Лёха, мучительно пытаясь припомнить, что такого странного слышалось ему в названии.
— У нас пойла сколько? — оборвал Лехины размышления Дикой.
Аргумент был железный, но Леха попытался.
— Может, хватит! Может, водила бак поправил, и «Доцент» в город сгонял…
— Не смеши манду, она и так смешная…
Дикой затоптал окурок.