Девять

— Но может быть, одна, правильная карта, все-таки есть? — предполагает Пустырникова. — Кто-то же наверняка там побывал… в этой долине…

— Да, конечно. Но уверен, этому кому-то было не до топографии, — отвечает Доцент. — Есть ведь еще и «во-вторых»…

Кто-то из студентов подбрасывает несколько заготовленных поленьев в костер, который выбрасывает сноп искр. Остальные не двигаются. У Лёхи от долгого сидения на корточках затекают ноги, но он это едва замечает.

— Столь обескураживающие результаты поисков заставили меня призадуматься, — продолжает Доцент, отхлебнув из мятой железной кружки остывшего, черного как деготь чая. — Делать запросы в центральные архивы по материалам экспедиции Краско я не мог, но был уверен — искать нужно именно здесь — последующие экспедиции, скорее всего никогда не посещали этот район. Поразмыслив, я занялся поисками каких-либо документов относящихся к снабжению экспедиции Краско: продовольствие, амуниция, приборы, оружие и боеприпасы… И, представьте себе, нашел! Каким образом пачка ведомостей хозяйственного аппарата областного ГПУ, осела в сочмаровском обкоме партии, мне не понятно, но к дрянным лиловым копиям ведомостей на получение соответствующих припасов были подшиты собственноручные! отчеты Краско! Я не верил своим глазам! Редкая удача! У меня тряслись руки, когда я начал разбирать документы…

4

Леха брел, едва передвигая ноги.

Опустив голову, он смотрел вниз, но, кажется, вновь выглядывал из-за плеча Доцента, расстелившего на коленях карту, слушал сиплые пояснения уже малость «вдетого», но все еще ученого мужа. Каранаково было там, недалеко от того места, которое по словам Доцента на разных картах рисовали по-разному. И что? Он ещё рассказывал…

Дикой впереди закашлялся.

Оптимизм его несколько поувял. Он вертел головой, высматривая место для отдыха. Когда пробивали просеку, тяжелые грейдеры, выравнивая полотно, выскребли землю на изрядную глубину. Теперь справа и слева от дороги тянулись почти отвесные двух-, трехметровые стены суглинков с торчащими там и сям корнями деревьев. Выбраться по ним наверх, на травку — нечего было и думать. Только через пару километров нашлось подходящее место и Дикой, не говоря ни слова, полез наверх.

Он выбрал подходящую полянку метрах в пятидесяти от дороги, объявил привал, сноровисто ощипал и распотрошил курицу. Милосердная тень старой березы, накрыла бивак широкой прохладной ладонью.

Чрез час они лежали в траве, сыто и пьяно пуская дым в небо.

Ветерок обдувал разгоряченные тела. Береза нашептывала что-то успокаивающее и приятное. Одуряюще пахло поздними лесными цветами. Сочные краски осенней тайги радовали глаз, и кусочек высокого неба такой пронзительной синевы, что спирало дыхание и давило слезу, тихо был над ними и миром — таким спокойным и замечательным местом, приятным во всех отношениях.

По обыкновению, разомлевший Дикой пустился в половые фантазии, которые и фантазиями-то назвать было нельзя, щедро сдабривая их случаями из личного опыта.

Лёха его не слушал, посекундно проваливаясь в дремоту, выныривая ненадолго под березовый зелено-синий шелест и Диковское:

— …ладонь видишь? Титьку накрою и сразу размер скажу.

Потом…

…Студенты заваривают новый котелок чая. Лёха тоже получает обжигающую ладони кружку. Доцент говорит: