Девять

Воздух потемнел, северный ветер гнал стада серых облаков, сбивая их в косматые тучи. Долговязая фигура Дикого у крыльца сгорбилась. Беня ощутил тяжесть в ногах и руках. Он устал. Дико, хе-хе, устал…

Дикой посмотрел на незапертую дверь. В голове вертелось давешнее, забытое: в пустые дома нельзя входить просто так, надо спросить разрешения, уважить…

Кого? Как? Он не помнил.

Дикой усмехнулся и стал подниматься по ступеням, но черная щель между дверью и коробкой, все равно, казалось, спрашивала: «Кто?».

«Раб божий, обшит кожей», — подумал в ответ Беня и ткнул ладонью в шершавые плахи.

Черный проем дохнул на него затхлостью, дыхание его было холодным и кислым. Узкие сени — до стены не больше полутора метров. С потолка свисали многочисленные пучки пересохших травок, метелки почернели, скукожились. Гирлянды сушеных и уже окаменевших грибов провисали ниже и тянулись вправо, в темноту. Дикой пригнул голову. Стоило коснуться всего этого великолепия, и оно осыплется колючей трухой ему на плечи. Сапог задел суковатую палку, Дикой машинально подхватил ее, словно звук падения тоже мог вызвать обвал пересохшего сора с потолка. Движение вышло неловким, палка ударилась о ладонь чувствительно, так, что Дикой даже ощутил небольшой толчок в плечо. Заныл локтевой нерв. Сердце билось неровно, Беня затаил дыхание, суставы пальцев побелели, казалось, вот-вот послышится треск крошащейся древесины.

— Эй, — сказал Дикой в темноту, неизвестно зачем.

Он вытянул шею, так и не переступив порог, высматривая дверь в избу. Глаза с трудом привыкали к темноте. Несколько громоздких кадок с заплесневелыми боками. Крышки придавлены валунами. От кадок исходил тот самый холодный, кисловатый смрад.

Дикого вдруг бросило в жар, потом крупный пот выступил на лбу. Показалось, что если сейчас он немного подумает, то непременно вспомнит, что находится в этих кадках, что за гербарий развешен под потолком и зачем все это нужно… Низкий лоб собрался морщинами, капля пота сорвалась и упала на грудь. Наваждение прошло. Дикой перевел дух, потрогал лоб. Простудился? Но его не знобит… Он с удивлением заметил, что еще сжимает суковатую палку в руках. Дикой чуть помедлил, потом пожал плечами и вышвырнул деревяшку на двор.

Уверенно, по-хозяйски — глаза освоились с полумраком, — Дикой нашел дверь в дом и открыл ее, не поморщившись на натужный скрип проржавевших петель.

Грязный, серый свет сочился из окон, роняя бледные квадраты на пыльный, голый пол. Закопченная печь громоздилась левее и впереди. В простенок втиснуты ряды полок, едва прикрытых грязно-лилового цвета занавеской в цветочек, на полках пыльные склянки, разнокалиберные банки, мутно отливающие стеклом, закрытые пленкой, тряпками, подвязанные веревочками, перетянутые резинками. Полотняные мешочки, распираемые неведомым содержимым, вперемешку с теми же пучками окостеневшей травы.

Дикой повернул голову. Справа, на стене громоздились наростами вороха одежды. Под лавкой не менее полуметра шириной — ряд непонятной обувки и только валенок закопченной трубой бодро торчал к потолку, поблескивая мутным глянцем галоши. В простенке меж окон, распятая деревянными колышками в подобии порядка, висела женская одежда. Юбку Дикой угадал точно, а выше — не то жакет, не то еще что-то старомодное, чье название только вертится на языке, забытое за ненужностью, вызывающее в памяти картинки из каких-нибудь фильмов о дореволюционных временах, вроде «Тени исчезают в полдень», «Угрюм река»…

Под тряпками, у стены стоял сундук, такой огромный, что, пожалуй, и самого Дикого можно было туда запихнуть. Медные оковки позеленели, длинный язык запорной петли завернулся на конце, кокетливой трубочкой. Стол — под стать сундуку, завален каким-то хламом, тряпицами. Ступка с торчащим пестиком у самого края, кажется, качни столешницу, и она полетит на пол с тяжким бронзовым грохотом, рассыпая содержимое едким облачком толченой трухи.

Дикой приблизился, вздымая пыль с поскрипывающих половиц.

Слабая тень от колченогого подсвечника с двумя оплывшими свечками потянулась к нему, переползая по страницам старинной книги в деревянном окладе. Края страниц неровные с коричневатой каймой. Лужица воска склеила страницы в верхнем углу переплета. Черные строчки неизвестной Дикому вязи ползли по страницам, рассыпаясь в диковинные значки. Пучки сушеных травок лежали и на столе, рядом с инструментами, назначение которых Бене было неизвестно. Зачем, например, вот этот стальной крючок с плоской рукоятью, откованный похоже целиком в деревенской кузне? Круглые очочки в коричневой оправе, склеенной тряпичной изоляционной лентой в переносье, выпукло отражали фактуру старой бумаги в потрепанной тетради с загнутыми уголками обложки, на которой кроме типографской надписи «тетрадь» не было больше никаких пометок.