Девять граммов пластита

– Ничего. Ребята, мне честно больше ничего не известно! – воскликнула Лизавета.

В этот момент в кабинет заглянул Савельев.

– Я вернулся, все в порядке. Завтра можем ехать на интервью. – Тут Савва заметил гориллообразного Горного. – О-о-о, дорогой милиционер! Ты занята?

– Наверное, да. – Лизавета вопросительно посмотрела на присутствующих. Они промолчали.

– Тогда я у себя. Кстати, выпуск через двадцать минут. И еще… Вы уж извините, что отвлекаю. Меня Борюсик перехватил. Он распорядился текст Сашкиного сюжета разослать по газетам и агентствам, а то все звонят, хотят с тобой поговорить, а ты к телефону не подходишь или все время занято. Коллеги нервничают.

– Ладно, буду подходить. – Лизавета положила на место снятую с рычагов трубку. Она только сейчас заметила – кто-то позаботился о том, чтобы им не мешали звонки.

– Я думал, так будет быстрее, – сказал Горный, когда Савва исчез.

– Да Бога ради! Я совершенно не хочу говорить по телефону – ни с кем и ни о чем.

– Мы закончим как можно быстрее, – пообещал Горный. – Вот вы сказали, что вы журналист. Мог кто-нибудь отомстить вам за не слишком лицеприятный репортаж?

– Мне – вряд ли. Не было у меня таких материалов.

– Но бывают же случаи! – эмоционально вскрикнул Дмитрий Сунков.

– Очень редко. Из всех мне известных только одно убийство журналиста напрямую связано с его профессиональной деятельностью. Убийство Димы Холодова. Остальные – скорее коммерческие. Я не говорю про «горячие точки» вроде Чечни. Там другое. А здесь проще все решить, не прибегая к убийству.

– В каком смысле – проще? Угрожать? Или как? – Этот вопрос задал оперативник из Петроградского РУВД.

– Проще с моим начальником в баньку сходить или просто звякнуть по-дружески. По-своему, по-начальственному договориться. Или же письмецо прислать на бланке с грозными реквизитами.

– И что, банька помогает? – Сунков явно заинтересовался.

– Насчет баньки не знаю, не присутствовала. А письма, как правило, действуют. Вон, их у меня штук пять только за последний месяц накопилось. Все подписаны высокопоставленными чиновниками. И в каждом подробно объясняется, что журналист Зорина, в отличие от авторов писем, в восстановлении Ленинграда после войны не участвовала, ударными комсомольскими стройками не руководила и даже не имеет опыта административно-хозяйственной деятельности, а следовательно, не имеет морального права делать сюжеты о проекте замены фонарей на Невском, о плохом покрытии улиц и о строительстве вечной дамбы.

– Можно посмотреть? – живо откликнулся Алеша Попович.

– Смотрите, если не лень. Там и мои ответы подколоты. Только я не уверена, что Борюсик отправляет их адресатам.

Сунков зашуршал бумажками. Паузой воспользовался Николаев из Петроградского РУВД. Вопросы он задавал простые и резонные. Лизавета отвечала быстро.

– Во сколько вы сегодня взяли машину?

– Когда ехала на студию. У меня в одиннадцать был выезд на съемку.

– Машину где оставили?

– На «паперти». В смысле у входа.

– И больше к ней не подходили?

– Нет.

– А почему за рулем оказался оператор?

– Мы ехали на деловую встречу. Могла появиться необходимость кое-что отснять. Попросили Володю поехать с нами.

– То есть выезд именно в это время был незапланированным?

– Да, примерно за час Савва… Савва Савельев, мы с ним вместе готовим один репортаж… договорился о встрече. – Лизавета не захотела вдаваться в подробности.

Вопросы сыпались, как горох:

– Вы часто отдаете кому-нибудь ключи?

– Не очень. Только когда надо что-то починить или машина не заводится. В сервисе. Иногда – знакомым.

– Сами часто ездите?

– Как получится. Порой без машины выходит быстрее.

– Машина где стоит?

– Во дворе.

– Сигнализация есть?

– Да.

– И часто вам подобным образом угрожают?

– Кто? – Лизавета опешила, уж больно резко прозвучал вопрос Дмитрия Сункова.

– Ну, вот как здесь. Он протянул ей возмущенные письма и ее ответы.

– Если это считать угрозами, тогда часто. Каждый день. Каждый рабочий день.

Лизавета если и преувеличила, то совсем немного. Многим есть что скрывать. Многие пользуются своим служебным или общественным положением, чтобы предотвратить появление в эфире той или иной информации.

Как– то ей звонили люди, представившиеся «норильскими» и просили, правда, достаточно вежливо, не говорить о том, что задержан некто по кличке Гамадрил. Однажды позвонил пойманный на взятке директор театра. Взятку доказать не удалось, и именно об этом был репортаж, но финансовый жрец Мельпомены почему-то хотел, чтобы его дело не упоминалось вовсе. «Я не понимаю, зачем ворошить прошлое?» -уныло бубнил он в трубку. Еще чаще звонили не самой Лизавете, а руководству, и тогда ее вызывал Борюсик и читал проповедь о журналистской этике.

– И как вы поступаете в таких случаях?

– По обстоятельствам. Если информация проверенная – даем в эфир, а если есть какие-то сомнения – проверяем. – Лизавета не стала рассказывать о прямых начальственных запретах. Не хотелось посвящать посторонних в дела профессиональной кухни.

– А какие угрозы были в последнее время? – осведомился Горный.