Девять из Девяти Миров

Но, к несчастью, вместо чудесного-луча-превращающего-в-камень из мини-солярия вырвался лишь тускловатый дымок, который обволок Джуниора точно одеяло. Батарея села. На Джуниоре образовалась тонкая корочка. Получилось не так драматично, как полное окаменение, но все же достаточно ошеломляюще, чтобы остальные гномы замерли в нерешительности.

И я подумал, что, наверное, в их глазах выгляжу не особо благородно – гном, создавший оружие против других гномов.

– Послушайте! – прокричал я. – У меня счеты с Джуниором, а не с вами! Когда корка отшелушится, я готов с ним поговорить.

Я поставил мини-солярий на землю и показал им пустые руки: мол, смотрите, я безоружен.

Это был бы воистину эпический момент, не оступись я и не свались с обрыва прямо в реку. И когда я пробивался через бурлящие воды к берегу, меня посетили три мысли. Первая: Джуниор никогда-никогда меня не простит. Вторая: мое кашемировое худи безвозвратно погибло. И третья… Мимир должен мне куда больше, чем четвертак.

Альфхейм, мир эльфов

Кстати, о троллях… Рассказ Хэртстоуна

– Готов к следующей?

Я прочел вопрос Ти Джея по губам и кивнул. Ти Джей толкнул по столу карточку с написанным на ней ругательством. И уставился на меня в восторженном предвкушении.

Слегка улыбаясь, я открыл свое сознание и сосредоточился на руне Дагаз, которую сжимал в руке. Магия потекла рекой, омывая меня словно прибрежную гальку. Плашка с руной нагрелась, и я изобразил ругательство. А потом ощутил дрожание в воздухе. Ти Джей повалился на кровать, сотрясаясь от хохота.

Я строго на него посмотрел и показал на языке жестов «Возьми себя в руки».

– Ага. Извини, – захихикал Ти Джей. – Просто, как услышишь эту брань прямо из пустоты, так разбирает, что мочи нет.

Я никогда не слышал голосов. И сам не издавал звуков – разве что тяжело вздыхал, да и то не так уж часто. Но при этом общение никогда не составляло трудности. Мои лучшие друзья – Блитцен, Магнус и Сэм – владели языком жестов. Если возникала необходимость, они для меня переводили.

Но сейчас я провожу довольно много времени в отеле «Вальгалла». Большинство эйнхериев языка жестов не знают и учить не хотят. Ти Джей тут исключение: ему просто надо запомнить побольше ругательств, чтобы не давать спуску Мэллори с Хафборном. А Блитц, Магнус и Сэм не всегда рядом, чтобы перевести. И к тому же я ненавижу писать свои реплики. Причины имеются.

Поэтому я разработал новый способ коммуникации – с помощью руны Дагаз, которая символизирует новые начинания и преобразование. Руна переводит мои жесты в устную речь.

Я соединил кончики пальцев: «Еще».

Ти Джей кивнул и подсунул мне новую карточку. Только я открыл сознание и сосредоточился, как Ти Джей сам все прервал. Он побарабанил по моей ноге и кивнул на тонкий золотой браслет у меня на запястье:

– Чего это он?

Браслет был подарком Инге, очень славной хульдры. Хульдры – это такие лесные создания, вроде духов, у них коровий хвост и есть немного магической силы. Инге раньше служила моей семье в Альфхейме. Точнее, мое семейство держало ее в рабстве. Я, как только смог, освободил ее. В благодарность она подарила мне браслет, куда вплела свои волосы. Между таким браслетом и хульдрой существует магическая связь – так сказала сама Инге. Если я попаду в беду, ее браслет сразу об этом сообщит. А если ей потребуется помощь, мой браслет начнет мигать.

И вот сейчас он мигал.

Встревожившись, я вскочил и затолкал руну Дагаз в карман. Ти Джей схватил меня за руку:

– Хэрт, что-то случилось?

Я кивнул и высвободился. Ти Джей, конечно, заслуживает объяснений, но сейчас не до них. Нужно стремглав лететь в Альфхейм.

Я сгреб кисет с рунами и помчался через вестибюль в комнату Магнуса – у него в атриуме был прямой выход к Мировому Древу, Иггдрасилю. Вскарабкавшись на ветку, я полез к ближайшему входу в мой мир. Последнее, что я видел, – ошарашенное лицо Ти Джея.

И вскоре я уже парил в ослепительном солнечном свете родного мира. Подо мной проплывала заросшая сорной травой куча камней – дом, где я вырос. И я бы с удовольствием свернул от него куда-нибудь подальше. Не потому, что скорбел о его разрушении, – как раз наоборот. Этот дом пробуждал во мне самые мрачные воспоминания. Инге тут искать все равно бесполезно: она могла быть где угодно, но не здесь. И где бы она ни находилась, ей грозила беда. Браслет настойчиво твердил мне об этом, яростно мигая. Наверняка ее изловили и снова поработили, как однажды это сделала моя семья.

Я приземлился посреди безукоризненной зеленой лужайки в живописном парке. Зеленые кроны, пруды с утками, подстриженные изгороди хором вопили о совершенстве, как и почти все в Альфхейме. Я пнул дерн, чтобы хоть как-то покарябать эту безупречность, и отправился на поиски Инге.