Девять хат окнами на Глазомойку

Он остановился, с лицом, враз сделавшимся решительным, повернул назад и прошел метров сто к райкому, но затем шаг его сделался менее уверенным и все более мелким. Нежный задумался, остановился, посмотрел под ноги, потом зачем-то перешел на другую сторону, еще постоял. Спина его согнулась. Уже не оглядываясь, он пошел домой. Нет-нет, такой маневр не годится. Ну хотя бы потому, что Фадеичев может углядеть в этом поступке желание районного агронома свести старые счеты с директором. Это раз. И потом, на общественных весах Похвистнев куда тяжелее, чем главный агроном района. Чуть что… Лучше предоставить событиям развиваться своим ходом. Не обострять положение. Так-то оно спокойней. Не надо. Не надо!

Дома Олег Иванович молча поел, молча вышел в палисадник и до позднего часа сидел там в тапочках и пижамных брюках. Курил, молчал, смотрел на небо в мелких звездах. Стыдился самого себя. И злился, злился, злился. Каким он стал, черт побери! Жене в глаза смотреть совестно.

2

Рано утром Геннадий Поликарпов уже сидел в кабинете районного агронома и ждал.

Здание исполкома, деревянное, одноэтажное, с длиннющим коридором буквой «Г» и множеством дверей, было пустым и скучным, но служащие по одному, по двое начали подходить, скрипели половицами, хлопали дверями, и Геннадий Ильич всякий раз выглядывал, не идет ли его непосредственное начальство.

По лицу, уверенным движениям, по спокойному выражению глаз Поликарпова никто бы не сказал, что у этого человека серьезные неприятности. Ну и что? Не в первый раз, тем более что он не чувствовал за собой вины. Если его директор не прав, тем хуже для директора. Молодость Поликарпова, чувство справедливости исключали всякое видимое проявление страха и покорности. Один нос — короткий, несколько вздернутый, с веснушками солнечного цвета, как у всех юношей, кого природа наградила красноватым или рыжим цветом волос, — этот нос уже свидетельствовал о характере исключительно настойчивом. Полное, округлое лицо с упрямым подбородком, светлые глаза под светлыми бровями и толстые насмешливые губы создавали впечатление сдержанной жизненной силы. Нетерпеливая энергия проглядывалась и в порывистых движениях крепкого, коренастого тела, даже в лохматой, неухоженной прическе, меняющей свои очертания после каждого движения хозяйской ладони. Когда Поликарпов задумывался, он выпячивал губы и прищуривался.

Дверь отворилась. В кабинете появился высокий худощавый Олег Иванович Нежный, с печатью вежливого почтения на лице, чисто и опрятно одетый: отглаженный черный пиджак, начищенные до блеска туфли. Униформа.

— Привет! — довольно радушно сказал Геннадий и улыбнулся так, что лицо озарилось. — Ты что? Плохо спал или прогулял ноченьку темну? Этакая интересная бледность на печальном лице. Противопоказано…

— С вами погуляешь, — многозначительно отозвался Нежный. — Того и гляди, в гроб до срока загоните.

— Все ясно, — Поликарпов вздохнул с подчеркнутой горечью. — Вчера являлся мой директор, накапал на своего агронома, ты, естественно, разволновался и лишился сна. Тяжелые думы, как бы пресечь строптивость и воцарить мир на земле и в человецех… Что там в человецех, шеф?..

— Не дури, Гена.

— Бла-го-во-ление, — все-таки закончил Поликарпов и без перехода, на полном серьезе спросил: — Был мой хозяин? Толковали?

— А чего толковать? Ведь ты уже подал заявление. Не спросившись старших, не поговорив с районным руководством…

— Третьего дня подал, а сегодня в шесть ноль-ноль явился к Похвистневу, вызвал его на горячий разговор, а потом потребовал свое заявление и на глазах изумленной публики порвал. На мелкие и мельчайшие клочки. Вот так. Уж на что крепок и в боях закален директор, но и он на какое-то время лишился дара речи. Фактор неожиданности.

— Не уходишь, значит? — без всяких эмоций уточнил Нежный.

— Не ухожу. Понимаешь, это было бы слишком легкой победой для него, а главное, ущербно для дела. Для общего нашего дела. Я, конечно, погорячился с заявлением. Тоня сбила с толку. Жена есть жена. Слезы, просьбы, доводы. Похвистнев успел освободить ее от работы в плановом отделе. Якобы по сокращению штатов. Ну, женщина расстроилась и меня в панику вогнала. А вчера мы еще раз обсудили с ней положение, и я решил остаться. Задуманное надо исполнять. А ты знаешь мои планы и, кажется, одобрил их. Повоюем, в общем.

Олег Иванович почувствовал облегчение. Решимость и всегдашняя боевитость Поликарпова зарядили его. Ну, выдал! Право же, молодец! Улыбаясь, даже порозовев, он уселся и с минуту молчал, рассеянно поглядывая на свой стол с заляпанной бумагой и стареньким пластмассовым украшением, называемым чернильным прибором. Тем временем в голове его уже шла тихая, секретная работа. Он сравнивал две позиции — свою собственную несколько лет назад и вот эту сегодняшнюю, поликарповскую, такую остронеожиданную. Сравнение это ни в коей мере не свидетельствовало в его пользу, но районный агроном не огорчался. Что-то приятное было в нынешней ситуации и для него. Он проникся глубокой симпатией к своему коллеге и добрыми глазами посмотрел на него.