Минут десять оба они рылись в тонких зеленых книжечках. Наконец Поликарпов выхватил номер, раскрыл журнал, резко отчеркнул ногтем нужные строки и сунул через стол Олегу Ивановичу.
— Знакомься.
Нежный недоверчиво взял журнал, прочитал, вздохнул и поднял виноватое лицо:
— Ну и ну… Как это я опростоволосился? Извини, пожалуйста. Знаешь, так много всякой писанины, что не всегда углядишь.
— Очень вы деловые тут, — беззлобно сказал Поликарпов. — А ведь призваны нас поучать. За руку водить, И нас, и наших директоров.
— Но если по-честному, ты все-таки должен был подсказать мне. Сомов — где? Сомов далеко. Ты — рядом. Ведь мог, признайся?
— Ладно, довольно взаимных обвинений. Давай о деле. Так вот, пылевая фракция в пахотном слое, как видишь, резко снизилась, гумус — тоже. Менее одного процента, ниже некуда. Это на склонах. Структура нарушена, ветер и вода уносят все самое ценное. Куда? Ну, не мне говорить. И оврагов хватает, и реки мельчают, а наилок вместе с минералкой — в Волгу-матушку реку, в древний Танаис, куда угодно. Не все поля пострадали, но у нас потери очень велики. Обрати внимание на крутосклон в пятом севообороте у Пинского бугра. Полпроцента гумуса, следы фосфора-калия. Один хрящ под ногами. А ведь еще при тебе было намечено залужить некоторые поля на Пинке. Я придумал иначе: определил водораздел под посадку леса. Вот тогда и случилась у меня первая стычка с Похвистневым. Он категорически отменил мое указание. На собрании заявил: «маниловщина». Он сказал, что наша задача получать зерно, дешевое зерно. С этих полей, где ты намечал травы, а я — лесопосадки, совхоз может и должен собирать по крайней мере триста тонн ячменя ежегодно. Боевая задача коллектива…
— Собрал?
— Конечно. Не триста, но около того. А когда после дождей я затащил его на эти поля и показал, что там осталось, он иронически улыбнулся и сказал, что теперь здесь терять уже нечего, а взять еще можно. Без меня распорядился хорошо посыпать минералки и вновь сеять зерно. Там и сейчас ячмень. Ну, правда, я тогда ему кое-что выдал один на один, не сдержался, однако он добился своего, а я остался в дураках. Понимаешь, эксплуатация до полного истощения. Это только один эпизод, чтобы ты понял, каков принцип Похвистнева. Потом вызовет комиссию и спишет поле. Мое терпение, Иванович, кончилось, и я решил рассказать тебе. Так хозяйствовать негоже. Или нам нужно доказать свою правоту на самом высоком уровне, или уходить подальше, переквалифицироваться в продавцы.
Районный агроном, поначалу слушавший Поликарпова с живейшим интересом, постепенно тускнел. Может быть, устал от напора коллеги. Он стал рыться в бумагах и только изредка покачивал головой, соглашаясь. Вон как поворачивается это дело! Геннадий Ильич жаждет борьбы, в которой ему, районному агроному, естественно, отводится не последняя роль. Пожалуй, даже главенствующая. А это…
Поликарпов разошелся. Глаза у него блестели, чуб упал на влажный лоб. Он все еще говорил, размахивая руками. И Нежный, принудив себя улыбнуться, сказал:
— Ты весь как божия гроза… Потише, пожалуйста.
— Почему потише, если я о деле правом толкую! Ты послушай, как повернулись все мои планы с ремонтом земли. Когда-то мы с тобой изучали всякие системы земледелия и оба остановились на обязательных клеверных севооборотах. Они лучше всего подходят для Долинского совхоза, так? Крутые склоны, эрозия и все прочее. Хоть одно поле в пять лет. И с хорошей органической заправкой опять же раз в пять лет. Иначе почву не восстановить. Для таких склонов травы — как отпуск трудовому человеку. Не отдохнет — не жди полной отдачи. Или работа на износ, пока не будет списана. А между тем травяной пласт позволил бы поднять урожай зерна. Кажется, теперь все понимают прямую зависимость. Все, кроме моего директора. Пока Похвистнев в совхозе без агрономов хозяйничал, он земличку сосал без удержу, я об этом не очень дипломатично говорил ему. Сказал далее: чтобы исправить положение, необходимы травяные поля. Промолчал. Потом читаю его выступление на областном совещании: от имени коллектива решили шестьдесят процентов земли под зерно. Тысячу тонн сверх плана. Аплодисменты! Абсолютная крестьянская безграмотность! И еще от имени коллектива. Ну что тут сделаешь! Я-то знаю, что он сделал: когда скот остался без кормов — косил зеленую рожь, понимаешь? Рожь — на зелень!..
— Ты пробовал убедить Похвистнева?