Читаем Девять хат окнами на Глазомойку полностью

— Перебрасывают инвентарь и семена через Званю.

— Удалось?

— Кажется, да. Летун из авиаотряда заходил ко мне. Через «Сельхозхимию» оформляли. Заодно и суперфосфат на ту сторону доставили.

— Ну что ж, — облегченно согласился Глебов. — Дело умное. Авиация даже буровые перетаскивает через болота в Сибири. А тут речь о хлебе. Можно позволить себе.

— Полтысячи рублей в час. Без штанов можно остаться.

— Та же «Сельхозхимия» подсчитала, что за год мы теряем навоза — в переводе на элементы питания — более чем на семьсот тысяч рублей. Я эту докладную тебе отправил. Надо использовать навоз. Ты подумай, как сделать.

На этот щелчок Румянцев не отреагировал. Оба виноваты, если виновных искать.

Прошла еще неделя. В ежедневных сводках уже появилась графа «озимый сев», а на полях — первые гектары посеянной ржи. Снова вперед вышел Кудринский колхоз. Семенной фонд в «Заготзерно» разобрали, и теперь колхозы атаковали райком: где взять семена на посев? Собирались за ними в другие области. Тогда Дьяконов сказал, что может кое-кого выручить, но сперва посмотрит, как под их семена поля подготовили. И дал — тому, кто достоин. Все-таки вторая репродукция «харьковской». Цена не малая. Дьяконов позже похвастался, что одной надбавкой за сортность он окупил и стоимость двух приобретенных зерносушилок, и работу вертолета тоже.

На этот раз районная газета писала о Дьяконове как о «самом дальновидном хозяйственнике». В точку попала.

В район приехал Суровцев, они целый день провели в поле. Закупка хлеба как-то замедлилась. Все работники обкома разъехались по районам, чтобы понять, можно ли выполнить план, «дотянуть» то немногое, что недоставало до плана. Суровцев специально попросил показать Кудрино и его звенья, увидел и порадовался: тут еще было достаточно хлеба для продажи. Аркадий Сергеевич твердо пообещал: план выполним с некоторым «довеском».

Уже в райкоме, после экстренного бюро, когда они остались вдвоем, Суровцев вдруг спросил:

— С председателем исполкома у тебя как? Я говорю о Румянцеве.

— Нормальные служебные отношения.

— Он — что? Если по-человечески?

— Много хочет, многое может. Честолюбив. Властная натура. Это моя точка зрения, конечно. Несколько субъективная. Мы не очень с ним сблизились. А во многом и не сходимся, чего скрывать.

— Из-за этой его властности?

— Пожалуй, нет. Мягким тоже быть не очень-то… Дело в другом. Как бы это сказать?.. Консервативен он, так мне кажется. Не успевает за переменами и не хочет их. Я имею в виду метод работы. Весь в прошлом.

Суровцев вдруг засмеялся.

— А кто без греха? Хоть подрядчиков своей властностью прижмет. Ты вот не смог. Только разобидел их крепко. До сих пор жалобы пишут. Наверное, надо не с того края заходить.

— Уж как ни пробовал, все не так.

— Ладно, сейчас не о том речь. Выполняй план. Если не сорвешь, мы тебя из района берем, как договорились тогда. Я уже получил «добро» на перевод.

— Кого же сюда, если не секрет?

— Свято место пусто не бывает. Секрет. Впереди три месяца. Подберем человека, который потянет.

И они расстались.

У Аркадия Сергеевича было предостаточно мотивов для горьких и не горьких размышлений. Опять перевод… Считать ли это добрым знамением в собственной карьере — все же на повышение! — или поражением в его нынешней сельской работе, он решить не мог. Была, была какая-то горечь от разговоров с Суровцевым, вообще от всей истории с подрядчиками-посредниками в Чурове. Не нашел он иного пути для сбора всех сил для главного дела. Принуждение? Не самый лучший метод воздействия на людей, какие они ни будь.

Думы, думы…

Только проводив Суровцева, — и то не сразу — Глебов сумел, уже с несколько успокоенной душой, поехать из райцентра в Кудрино. Хотелось увидеть пример положительный, как сказал бы Румянцев.

Стоял солнечный холодноватый день. Высокое небо отражалось в каждой лужице на дороге. Бодрящий воздух свободно тек по полям-долинам. Желтизна в лесах проглядывала только на ясенях да березах с редкими золотистыми косичками. Стаи скворцов облетали перед прощанием убранные поля, копошились возле скирды соломы. Множество неубранных копен на ячменных полях заставило Глебова поморщиться: как тут будут пахать? Но едва машина свернула с шоссе влево, где начинались кудринские земли, солома с полей исчезла. То есть она была и тут. Но только на межах. Комбайны при уборке ходили короткими гонами и сбрасывали солому из копнителей на разворотах, а не на самом поле. Тоже зайцевский прием, он им пользовался не первый год. Уборка пахоте не помеха.

Дьяконов и Савин ожидали секретаря в правлении. У привязи стоял Орлик в тележке и грустно вздыхал, поглядывая на рядом стоявший газик. Не тот соседушка, с кем можно обменяться тихим ржанием, поговорить о дорогах и седоках…

— Прикинули урожай? — спросил Аркадий Сергеевич, пожимая руку Савину. И всмотрелся в посеревшее его лицо. — Опять плохо спите?

— Сегодня прилично. С ноксироном, правда.

— Помогает?

— Конечно. Я ведь давно… Наша аптекарша уже подозрительно посматривает: не наркоман ли? Или думает, что водку пью, а ноксироном закусываю. Для большего эффекта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза