Читаем Девять хат окнами на Глазомойку полностью

Агроном дошел до леса, наломал охапку еловых веток и, возвратившись на край луга, отыскал прошлогоднюю дорогу, по которой весной Митя проводил сюда посевной агрегат. Две ленточки более редкой, обиженной травы обозначали тракторную колею. Так нежная пойменная земля отвечает на уплотнение ее колесами и гусеницами. Он пошел по этой мелкотравной полоске, втыкая через каждые полсотни шагов еловую ветку. По этим вешкам и придет сюда луговой комбайн вместе с самосвалами. Пусть будет одна дорога, а не десять. Зеленой массы на двадцати гектарах достанет для закладки одной силосной траншеи и для работы сушилки на несколько дней. А уж потом можно начать косить естественный луг, богатый для сена. Именно для сена! Ослабевший клевер оправится на воле и до осени успеет разрастись. Вот и семена для колхоза, для дальнейшего размножения нового сорта!

На берегу Глазомойки Савин снял плащ, умылся, очистил резиновые сапоги от налипшей травы и направился к навесу.

За это время сюда прикатила крытая машина техпомощи. Раздавались громкие голоса, звенело железо. Подмогу Дьяконов прислал.

Дело пошло скорей. Митя вместе с колхозным инженером и двумя кудринскими механизаторами из числа шефов занялись сборкой агрегата, они уже пригоняли к телу сушилки громоздкие детали.

— Завтра и опробуем, — сказал инженер, забывший даже поздороваться с агрономом.

Этот большой, начавший полнеть человек с добрым, круглым лицом и толстыми губами почему-то до сих пор помнился Савину еще школьником, вечно занятым то возле старого мотоцикла, который он пытался оживить, то собиранием радиоприемника. Руки его и тогда вечно были в масле и ржави, тогда как лицо — только довольным и озабоченным. Он и мальцом был губастый и крупный, добрый и покладистый в компании таких же увлеченных ребят. После школы Коля Лапин исчез из деревни на несколько лет и вернулся в Кудрино не скоро и не один, а сам-третий, с женой и дочкой. Помнится, вошел в правление и покраснел, будто в чем виноватым чувствовал себя. Молчком положил перед Сергеем Ивановичем диплом инженера и направление в свой колхоз. Так и остался в родительском доме. Похоже, семилетняя отлучка ничего в нем не изменила. К Лапину не пристало ничто искусственное, ненастоящее. Вот уже много лет они работали вместе, и Савин не мог припомнить ни одного случая, когда б инженер не выполнил обещанного или не нашел выхода из самого сложного положения. Настоящий крестьянский ум — осмотрительный и всезнающий.

— В Кудрине поставил сушилку? — спросил он Лапина.

— Завтра запустим первую. Вторую послезавтра. Там новая подмога прибыла.

— Кто такие?

— Ну, эти. Шефы которые. Из Чурова, с механического. Десять мужиков, все мастеровые. Их сено косить послали, задание — накосить и застоговать пять тонн. Я им обещал дать справку на пять тонн. Какие из них косари? Да еще в такую погоду. Вот и забрал на АВМ. Договорились: соберут и отработают на ней все остатнее время. Три недели.

— Повезло тебе.

Лапин уже не слышал. Гремело железо, они с Зайцевым подгоняли какую-то деталь, били молотом. Когда Митя разогнул спину, он с вопросом глянул на главного агронома. Веселым голосом Савин сказал:

— Готовься к уборке. Траву на силос и на сушку. Там, где ты наметил.

— А это? — Зайцев кивнул в сторону сушилки.

— Забота Николая Михайловича. Он разбогател народом, подберет человека. Так, Коля? А твоя задача скосить как можно быстрей двадцать гектаров зеленки. Ты пахал, ты сеял, тебе и убирать. По своим же кочкам попрыгаешь.

— Значит, рожь?

— Ее самую. За лугом. Дорогу я вешками из елок наметил.

— А не врежут нам? Случается, приказывали оставлять на зерно. В третьем годе, помните?

— Мы сеяли ее на подкормку, но обошлись без ржи. Пусть и будет кормом, пойдет на сушку и силос. Ты прав оказался. Клевер под ней затомился, боюсь, не пропал бы. Вот почему надо спешить.

Зайцев как-то исподлобья еще раз посмотрел на агронома, кивнул и занялся прерванным делом. Решено. Что касается косовицы, так у него комбайн готовенький еще с зимы. Лишь бы машины былина отвозку.

Савин прошел под длинным, еще не накрытым навесом, минуту-другую постоял у агрегата и пошел на бугор, огибая скотный двор. Плохонький двор, давно пора бы построить новый, а руки никак не доходят, в межколхозстрое только и слышишь «постой» да «погоди». По пути он осмотрел чистую бетонную траншею и тоже подумал: как славно бы построить такое же бетонное навозохранилище. Куда там! Строители и слушать не хотят! Подумаешь, навоз!.. А он на кудринском комплексе потихоньку в речку Званю утекает, воду травит.

Издали подал голос Орлик. Смотрел на хозяина и спрашивал, не пора ли им в путь-дорогу. Савин тихонько сказал «погуляй» и свернул к дому.

Дождь еще раньше утерял злую резвость, теперь он только лениво накрапывал. Так музыканты, отыграв первый акт оперы, в антракте разноголосо и негромко настраивают свои инструменты, чтобы через несколько минут с новой силой проиграть хорошо известную им мелодию второго акта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза