Читаем Девять хат окнами на Глазомойку полностью

— Вижу, ты задумчив и не очень доволен своими встречами в городе. Плохо приняли?

— Хуже некуда. Афронт почти во всех учреждениях.

— А ты рассчитывал, что встретят как помощника и друга? У них собственных проблем хоть отбавляй, а ты еще добавил. Что будет, если другие секретари начнут перенимать твой опыт? Или пойдут еще дальше: заберут у посредников механизаторскую гвардию, на которую, в общем-то, имеют права. Снова перестройка, проекты, новые организации… Сколько можно?

Суровцев вел разговор открыто, положение Глебова он понимал. И сочувствовал ему. А между тем только что выслушал от первого нечто вроде выговора за чуровский эксперимент. Было высказано предложение в конце года подумать о новой работе для Глебова. Мужик, конечно, с головой, идеи у него есть интересные, но пока что его «заносит», много хлопот от непродуманных действий. Вот и война с посредниками. Так что забирай-ка его, Суровцев, сюда. И направь на путь истинный.

Теперь Суровцев вспомнил все это, поднялся, стал ходить по кабинету. На худощавом лице его читались смущение и задумчивость. Глебов сидел и молчал.

Походив, Суровцев сел уже не рядом с «крестником», а за свой огромный стол. Голосом учителя сказал:

— Творческий поиск на партийной работе — качество прекрасное. Оно всячески приветствуется. Твои, Аркадий Сергеевич, симпатии к безнарядной форме труда я, например, разделяю полностью. В рамках плохо управляемых, очень крупных колхозов и совхозов самостоятельные звенья безусловно полезны, жизненны. Они — главная опора агропромышленного комплекса. Помимо всего прочего, они позволят сохранить часть малых деревень, а значит, и землю вокруг них, которая быстро дичает без людей. Такие звенья надо создавать, окружать особым вниманием партийных организаций. Им — всяческая помощь и поддержка. Согласен?

Глебов молча кивнул. Еще бы!

— Но где ты отыщешь сегодня опытных механизаторов для звеньев? Кто согласится жить в малых деревнях, отрезанных от большого мира? Ведь речь идет о людях с жизненным опытом, крепких здоровьем и мастерством. У них семьи, дети. А значит, надобность в школах, в товарищах для игр. Где все это — мастера, школы, ребячьи ватаги? Где дороги к таким деревням, как Поповка? Молчишь? Я отвечу. Будущие мастера еще в школах, в СПТУ. Их учат, готовят. Пройдет три, пять лет, пока мы начнем создавать новое поколение мастеров, таких, как Зайцев. А ты заторопился, тебе вынь да выложи сейчас, сегодня. Хочешь отбирать кадры у мелиораторов, химиков. Не получится, друг мой. Баш на баш, только всего. Конечно, кто-то может и вернуться на покинутую ими землю. Таких надо встречать хлебом-солью, дать все, что нужно для хорошей жизни. Но их будет немного. И с этим надо мириться. Ты согласен?

— Сейчас некому работать, вот беда! Потому и решился на крутые меры, — сказал Глебов. — Вы все о будущем… А если сегодня, в дождливый год, урожай останется неубранным?

— Спросится в первую очередь с тебя, — ответил Суровцев. — Даже в очень трудных условиях надо думать о будущем: строить к деревням дороги, подводить свет, ставить новые дома с телефонами, словом, облагораживать деревни на современный лад. И обрабатывать всю землю. А то ведь страшно становится: в твоем районе за пять лет потеряно почти семьсот гектаров пашни, заросло несчетно лугов. Уже не земледельческий район, а только очаги земледелия возле больших сел. И необъятное море ольховой и березовой поросли во все стороны. Земля, между прочим, была и остается материальной базой Продовольственной программы…

Говорил он спокойно, благожелательно. Черта искателя, непременно связанная с риском, нравилась ему в Глебове. Опыта — вот чего не хватает Аркадию Сергеевичу…

Не знал Глебов, что именно в эти минуты решалась его дальнейшая служебная карьера.

— Так вот, будем считать, что опыт кудринских передовиков, прежде всего звена Зайцева, обкомом одобрен и будет поощряться. Нам приятно, что районный комитет партии и его первый секретарь взяли курс на такую организацию труда. Но безнарядные звенья, Аркадий Сергеевич, не панацея от всех зол, прошу это запомнить. Скорее, лишь одна из новых форм в рамках агропромышленного комплекса. Где и что приживется. Словом, до спокойной жизни нам далеко, а забот предостаточно. И способы достижения цели не однозначны, они диктуются обстановкой. Один из таких путей мы с тобой обсудили. Это — звенья. Другой — осудили. Это твое отношение к посредникам. Их надо учить, поправлять. Но не так, как решил ты. Личные беседы в райкоме, просто товарищеский разговор более уместны, чем волевые решения, какие ты учинил. Горячность в подобной ситуации недопустима. Правы люди, которые указали тебе на партизанские методы. Я думаю, ты найдешь способы договориться с этими товарищами, они помогут и на уборке урожая, и с дорогами.

И впредь, пока работаешь там, забудешь о подобных методах воздействия. От имени бюро обкома мне поручено высказать тебе, Аркадий Сергеевич, порицание за ошибочные методы партийной работы. Мы не намерены связывать твои действия в дальнейшем, но пусть это послужит предупреждением. Ясно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза