Девять хвостов бессмертного мастера. Том 4

Но в её голосе была лёгкая неуверенность, какая бывает у людей, сомневающихся в успехе своих трудов, ведь «хорошо потрудиться» не всегда означает и хороший результат.

У Цяньхэн отложил книгу и подошёл, чтобы взглянуть. С губ его сорвалось удивлённое восклицание: Чэнь Юэ нарисовала… его и, пожалуй, сильно ему польстила.

– Почему ты нарисовала меня? – спросил У Цяньхэн.

– Но вы ведь сами мне сказали, учитель, – возразила Чэнь Юэ.

– Я? – удивился У Цяньхэн. – Я не говорил тебе рисовать меня.

– Вы сказали, чтобы я нарисовала то, что мне нравится, – сказала Чэнь Юэ.

– Я не так сказал, – возразил У Цяньхэн. Он был уверен, что сказал «на своё усмотрение».

– Я так понимаю, на своё усмотрение – это то, что хочется, – рассудительно сказала Чэнь Юэ, – а хочется обычно лишь то, что нравится. Если не нравится, то разве захочется?

– Хм… – озадачился У Цяньхэн.

– Поэтому я нарисовала вас, учитель, – заключила Чэнь Юэ.

[416] «Любви не ведающий совершенным не станет»

Питающим надежды на служение императору юношам и мечтающим попасть в императорский гарем девушкам полагалось уметь сочинять стихи. Плавная, ритмичная речь, соответствующая правилу «чётных пар», считалась признаком хорошего тона и вообще образованности. Принято было отвечать стихами на абстрактные вопросы при беседе, описания природных явлений и комплименты тоже требовали белого стиха, как и подписи к картинам.

Поэты, посвятившие жизнь изящным искусствам, использовали более сложные формы: их стихи насчитывали десятки строк, но строились по тому же принципу. Памятники древности и философские трактаты являлись эталоном совершенства поэзии.

У Цяньхэн привёз с собой несколько книг, состоящих из десятков различных стихотворений. Многие из них учёным следовало знать наизусть, без этого было не сдать экзамен. У Цяньхэн предложил Сяоцзе прочесть их все, прежде чем они приступят к стихосложению. Чэнь Юэ заставлять не нужно было: она любила читать, но в поместье не было интересных книг, а учебники она давно прочла и выучила.

– Тебе будет легко освоить стихосложение, Чэнь Юэ, – сказал У Цяньхэн. – Поэзия сродни музыке, фальшивые ноты всегда на слуху.

Он дал Сяоцзе время, чтобы изучить книги, после предстояло обсудить стих за стихом, разбирая его структуру, и уже потом приступать к сочинению собственных.

Стихотворения в книгах были самого разного толка, это позволило бы Чэнь Юэ значительно расширить кругозор. Поскольку она не покидала поместья, а значит, и не могла видеть жизнь, то её видение мира было ограничено мировоззрением учителей. У Цяньхэн не считал это правильным, но не ему спорить с господами. И поскольку он не мог вывести ученицу в мир, то принёс мир ей – хотя бы и на страницах книг. Поэзия была метафорична и вмещала в себя всю красоту мира – от взглядов на природу до чаяний сердца.

Чэнь Юэ потребовалось два дня, чтобы прочесть их все, и ещё четыре, чтобы выучить наизусть. Экзаменовать её У Цяньхэн не стал: беседа всегда предпочтительнее допроса, коим – по сути своей – экзамен и является.

У Цяньхэн установил правило: обсуждать по одному стихотворению в день, независимо от его размера. У Чэнь Юэ было слишком много вопросов, особенно когда речь в стихах заходила о том, чего она не видела. У Цяньхэну даже приходилось рисовать ответы на некоторые вопросы: услышать о тигре и увидеть тигра – не одно и то же.

Когда добрались до любовной поэзии, стало сложнее: абстрактные темы трудны для восприятия, а опыт Чэнь Юэ ограничивался стенами поместья. Общие представления об эмоциях у неё имелись, но ей редко представлялся случай их проявлять: она могла заскучать над уроком, обрадоваться дождю, испытывать досаду, сделав помарку, проявлять любопытство или нетерпение… Но феномен любви оказался для неё слишком сложен.

У Цяньхэн говорил с ней о любви к императору, о дочерней почтительности. Сяоцзе, видно было, силилась понять услышанное, но выражение её лица говорило о том, что безуспешно.

– Почему я должна отдать жизнь за императора? – спросила она. – Я буду ему служить, но почему я должна распрощаться с жизнью, если он мне прикажет?

– Такова безоговорочная преданность подданного к императору, – сказал У Цяньхэн.

– Разве от живой меня не будет больше пользы? – возразила Чэнь Юэ.

О дочерней почтительности ей тоже было трудно судить, ведь она была сирота.

– Твой дядя о тебе заботится, – сказал У Цяньхэн. – Он заменил тебе отца. К нему ты должна относиться с дочерней почтительностью. Что ты почувствуешь, если однажды он исчезнет?

Чэнь Юэ выгнула бровь, наклонила голову набок и сказала:

– Ничего. Я почти не знаю его. Он никогда не приходит сюда. Думаю, я даже не замечу, если однажды он исчезнет.

Ответ был обстоятелен и логичен, но…

– Это неправильный ответ, – машинально сказал У Цяньхэн.

– Но, учитель, – возразила Чэнь Юэ, – вы ведь сами говорили, что неправильных ответов не существует, если это не математика и не грамматика.

У Цяньхэн от её слов несколько растерялся.

– Так… что я должна была почувствовать, если бы дядя исчез? – спросила Чэнь Юэ с интересом.