Вообще-то, если поразмыслить над этим, души для новых небожителей должны были откуда-то браться. Когда небожители или боги вступали в брак, у них рождались дети, и глупо было предполагать, что они реинкарнация кого-то из прежних небожителей, поскольку все прежние небожители уже были небожителями нынешними. Или почти все.
Ху Фэйцинь предполагал, что можно вмешаться в Круг перерождения, да его отец наверняка это и делал… Мысль ускользнула, прежде чем он успел додумать её до конца: к нему опять подкралась дремота.
Ему несколько раз чудилось, что его окликает Бай Э, но сбросить с себя путы дрёмы не получалось. Сон снился тот же самый – часть их общего с Бай Э прошлого.
Окончательно проснулся он потому, что Лисье пламя лизнуло его в руку и обожгло. Он вздрогнул и открыл глаза, боль прогнала сонливость. Выругавшись по-лисьи, Ху Фэйцинь потёр руку. Следа на коже Лисье пламя не оставило. Вероятно, демоническая жилка в нём забеспокоилась и приняла меры, чтобы привести его в чувства.
Ху Фэйцинь бочком отошёл от Лисьего пламени, одёрнул прожжённый насквозь рукав… И вот тут в его сознание снова вернулась Тьма.
Сияющую белизну вокруг продрало чёрным вихрем, который закружился смерчем в двух шагах от Ху Фэйциня и превратился в неясную фигуру, объятую тёмным пламенем Ци. Ху Фэйцинь ждал его появления, потому нисколько не удивился.
Он подождал немного, пока фигура не сформируется полностью, и, заметив в черноте две белые точки глаз, сказал:
– Бай Э, прежде чем ты что-нибудь сделаешь или скажешь… Я вспомнил, кем я был, но я им не стал. Я всё ещё Ху Фэйцинь, что бы это ни значило.
– Я знаю, – сказал Бай Э.
Тьма вокруг него схлынула, открывая светловолосого юношу с разными глазами, облачённого в чёрное демоническое одеяние. Лицо у него было как у Чэнь Юэ.
– Я знаю, – повторил Бай Э, – но… хотя бы немного… хотя бы ещё раз…
Губы его дрогнули, он быстро подошёл к Ху Фэйциню и обнял, пряча лицо на его груди.
Ху Фэйцинь осторожно погладил его по голове:
– Чэнь Юэ…
– Учитель… – всхлипнул Бай Э.
Чисто по-человечески Ху Фэйциню было жаль Бай Э. Но он не был У Цяньхэном, и воспоминания ничего не тронули в его душе. Они воспринимались как сон, ничего более, но дело было, разумеется, не в новом перерождении, а в том, что в душе и где не просят поселился один невозможный лис с дурными наклонностями и наотрез отказался оттуда съезжать.
Ху Фэйцинь решительно взял Бай Э за плечи и отстранил. Бай Э закрыл лицо руками и какое-то время стоял так.
– Чэнь Юэ… – позвал Ху Фэйцинь.
Бай Э отвёл руки от лица, глаза его были сухими и ясными.
Он покачал головой:
– Я уже не Чэнь Юэ. Я Бай Э, Великий. Но это было так неожиданно, что я…
– Действительно, неожиданно, – согласно кивнул Ху Фэйцинь.
Они помолчали. Неловкости между ними не возникло, но обоим ещё предстояло справиться с тем, что они узнали.
– Бай Э, что ты теперь будешь делать? – спросил Ху Фэйцинь.
– Теперь? – непонимающе переспросил Бай Э.
– Ты вспомнил себя и обрёл прежнюю силу. Думаю, я смог бы, используя технику Блуждающей души, создать для тебя новое тело и переселить тебя в него, – предложил Ху Фэйцинь.
– Нет, – категорично сказал Бай Э, – об этом и речи быть не может. Я уже сказал, я выбрал тебя Сосудом, и никакие вспомнившиеся прошлые жизни этого не изменят. Я останусь в тебе. Чэнь Юэ не смогла защитить У Цяньхэна, но я защищу тебя.
– Ты уже это сделал, – заметил Ху Фэйцинь, – когда спас меня во время небесной войны, и если в тебе говорит чувство долга…
– Ты знаешь, что лисы иногда бывают невероятно тупы? – сердито прервал его Бай Э.
– Ага… – протянул Ху Фэйцинь.
Бай Э презрительно фыркнул. Ху Фэйцинь поднял руки, словно бы говоря, что не станет больше спорить с решением Великого: хочет оставаться – пусть остаётся. Признаться, он даже привык к тому, что внутри есть ещё кто-то, кроме него самого.
Бай Э вдруг постучал себя кулаком по лбу.
– Хочу спросить кое о чём… Не Ху Фэйциня, а У Цяньхэна. Тогда… в тот последний момент… Что учитель хотел сказать мне? «Бай-э»… что?
Ху Фэйцинь поморгал глазами, стараясь вспомнить. Да, тогда, умирая, У Цяньхэн действительно пытался сказать что-то, но вспомнить оказалось невероятно трудно.
– Стихи, – медленно проговорил Ху Фэйцинь, – это были стихи по случаю любования первым снегом. Я не помню их полностью, только начало: «Дневной луной любоваться вдвоём… в отражении первого льда на пруду…»
Глаза Бай Э раскрылись чуть шире на мгновение, губы дрогнули и… он вдруг расхохотался, пережимая солнечное сплетение обеими руками.
– Ты что? – изумился Ху Фэйцинь.
– Так Бай Э – это всего лишь начало стихотворения! Бай Э – Дневная луна! – простонал Бай Э, корчась от смеха. – А эти дураки решили, что это моё имя! Бай Э – Предвестник мора! Бай… ха-ха-ха… ха-ха-ха…