Девять кругов мкАДА

Бабка рассказывала, так издавна повелось. Женщина из рода передавала дар внучке, та – своей внучке. И так век за веком. Заполняли пустоту. Расширяли род. Остальные держались за счет них.

Это мама все нарушила. Сбежала, оставила семью, попыталась спрятать меня.

Мама.

Солнце почти скрылось за деревьями, и видно было, как по полям пополз туман.

Я опустила голову, чтобы не увидеть Пустую, поспешила к входной двери.

Вниз по ступеням, к двери из подъезда. На ходу сняла блок с маминого номера, набрала. В ответ тишина. Абонент не абонент.

Я вылетела на улицу, закрутила головой, но, конечно же, мама за это время уже успела уйти далеко.

А Пустая стояла напротив, за оградой парка. Ждала.

И я побежала, ныряя в ночной туман.

* * *

Калитка оказалась открыта. Никто меня не остановил. В темноте под деревьями встретил только туман.

Только туман.

Подошвы кроссовок застучали по ступеням. Я буквально слетела по лестнице к реке, сбросила на ходу обувь.

Влажная трава заскользила под босыми ногами. Я побежала вперед, поскользнулась и, упав на спину, съехала прямо в затянутую тиной воду.

Ступни увязли в илистом дне. Я замахала руками, отталкиваясь, перевернулась, снова упала, уже на живот.

Брызгала вода.

Вокруг был туман – такой плотный, что я ощущала его кожей.

Голоса пели, аукали, зазывали.

– Вернись…

– Ложись…

Русальего острова не было видно. Я пошла прямо – вслепую, наугад. Он должен быть прямо.

Вода и круг. Вода защищает от нечисти. Круг не впускает за свои границы. Все же так? Раз одни легенды правдивы, то и остальные должны быть тоже. Должны. Пожалуйста, пусть они окажутся правдивы.

Дно вдруг ушло из-под ног, я ухнула куда-то вниз, вода коснулась подбородка.

Я взмахнула руками, потянулась к пустоте впереди, и пальцы вдруг зацепились за огороженный деревянными сваями берег.

Остров!

Я вцепилась ногтями, подтянулась, закинула ноги – все вслепую, все в непроглядной темноте и тумане.

А голоса улюлюкали по-птичьи, подпевая совам. И в темноте, сверкая желтыми глазами, хихикала лисица.

– Ложись…

– Вернись…

Цепляясь за траву и кустарник, я вскарабкалась на покатый берег, рухнула на спину, тяжело дыша. С меня стекала вода. Ночь дрожала от тревоги.

И со всех сторон был лишь дикий, обезлюдевший ночной лес посреди огромного города. Лес первобытный и древний. Пропахший мхом и усеянный костями. Пропитанный дождями, слезами и кровью. Лес, которому не было дела до города.

Он улюлюкал сотней голосов, он рычал хищно и зло: «Вер-рнись…»

Но оттуда – с другого берега – лесу было меня не достать.

Из груди моей вырвался полусмех-полувсхлип. Я судорожно обхватила себя руками поверх промокшей футболки, вдруг резко и неожиданно ощутив холод. И прохрипела враз севшим голосом только одно слово: «Обойдетесь».

А вместе с ним, этим отчаянным словом, будто вытолкнула из горла что-то, мешавшее дышать. И уже в полный голос засмеялась – нет, захохотала – торжествующе и как-то по-собачьи лающе:

– Обойдетесь! Слышите?!

Берег за границей тумана и реки вдруг затих, точно и вправду прислушиваясь ко мне, и я присела, выпрямляя локти. Почему они замолчали? Неужели ушли, осознав, что им меня не достать?

– Обойдетесь, – тише повторила я, прищурившись. – Здесь вам до меня не добраться…

И за спиной моей вспыхнул свет. И туман почернел, обращаясь в дым. А вокруг, по всему берегу вокруг Русальего острова, вспыхнули костры.

Они стояли словно стражи – каждая у своего.

Неподвижные, нагие.

Безмолвные.

Больше не звали. Больше не умоляли, не грозили, не кричали и не пели…

Потому что своего они добились.

Я обернулась. Медленно, уже зная, кого увижу.

Посреди острова, под самой аркой, возле горящего огня лежала моя мама.

– Но как… это же круг…

– И он не выпускает, – шепнула в правое ухо Белая.

– Нечистую силу, – кивнула я, лихорадочно ища в памяти нужные слова. Увы, меня никогда не водили в церковь, никогда не учили молитвам.

– И тебя не выпустит, – добавила в левое ухо Черная.

Все оружие, что было у простых людей, у меня отняли с самого рождения.

Позади меня стояли двое: Белая и Черная. Они схватили меня за руки, вложили в ладонь нож и потащили к костру. Силой поставили на колени и направили мою руку с занесенным ножом вперед.

Мама лежала, не шелохнувшись, распахнув широко глаза.

И я закричала – прежде чем ощутила боль… прежде чем приняла решение… прежде чем моей кожи коснулось пламя… и сунула руки прямо в огонь костра.

* * *

Туман расплывался плешивыми облачками густого белого морока, и сквозь него прорезалась лазурь утреннего неба.

Пахло скошенной травой. И тиной. И чем-то резким, животным.

Вокруг копошились утки.

– Эй, девушка! – вдруг раздался возмущенный голос с другого берега. – Вы что там делаете?

Растерянно открыв рот, я оглянулась, заметив мужчину в оранжевой жилетке. Одной рукой он опирался о грабли, второй махал мне, привлекая внимание.

– Немедленно убирайтесь с острова! Это объект культуры! Там запрещено находиться.

Медленно я подняла руку.

Целая. Не обожженная.

Разжала кулак.

В нем ничего не было.

Я поднялась, пытаясь вспомнить, почему я босая.

– Стойте!