Девять необычайных жизней принцессы. Гайя

Да, я дезертировал. Да, я бросил доспехи, аркебузу и меч. Я больше не хотел сражаться, убивать, разрушать, да, я сбежал, это правда. Несколько недель, месяцев, может, лет – я потерял всякое ощущение времени – меня несло по бесконечной реке. Я плыл, вжавшись животом в деревянную доску, которая добралась до меня благодаря пушечным ядрам. Солнце безжалостно обжигало кожу, и, как у всех здесь присутствующих, у меня обгорели губы. Когда я застонал от боли, они закровоточили. Острые зубы пираний один за одним поглощали пальцы моих ног. Я плыл, корячась в коричневых и жёлтых водах, я непрестанно грёб, грёб, грёб, так что мои руки постепенно превращались в лапы гигантской выдры. В конце концов, я и сам стал питаться как это великолепное водное животное. Но я наконец-то был свободен! На 1123-й день, если я верно подсчитал, в чём сильно сомневаюсь, мне в живот забрался электрический угорь – оставлю вам угадать подробности сего события… Угорь причинял мне огромные страдания, лишая сна и днём, и ночью, или почти и днём, и ночью… Мне было всё равно, ведь я был свободен, и угорь заставлял меня грести быстрее. Окунувшись в мир рыб, я ждал, что моя спина покроется чешуёй, словно бёдра русалки, но нет, лишь кожа моя увяла, съёжилась, зачахла и сморщилась, как кожа морского слона. Вы видели морского слона? Нет, вы же не путешествовали так много, как я… Хотите ещё подробностей? Думаете, я сумасшедший? Напротив, нужно быть в здравом уме, чтобы убежать от генералов, бросить своих солдат и отказаться подчиняться приказам нашего вице-короля Перу Андреса Уртадо де Мендосы. Он всё ещё управляет вашим стальным адом или его сменил кто-то похуже? Одержимые золотом, одержимые землями, одержимые вещами, одержимые мужчинами и женщинами, одержимые душами, одержимые желанием обладать, обладать, обладать… Дьявол вас побери, вы и есть одержимые! Безумцы, которыми управляет демон обладания! Был ли я одержим Гавой? Девушкой, что вытащила меня из воды, приняла, позаботилась, утешила? Которая вернула мне вкус жизни, чувство юмора, которого у вас от природы не водится, и достоинство, которым вы тоже не обладаете? Гава не владеет никем и почти ничем. Её народ, в отличие от вашего, свободен, и я ненавижу вас всех. Вот я и сказал это. Мне продолжать?

Судья поднялся:

– Нет нужды… Этого более чем достаточно. Вас ждёт смерть, Гонсало дель Кастильо. Смерть в качестве наказания за то, что покинули свой пост и Господа нашего. За то, что спутались с дикарями из этого проклятого и поганого леса. Смерть за то, что, как вы сами сказали, позволили себе одержимость этой женщиной, что заключена здесь в клетку, за то, что она животное, в которое превратились и вы – наполовину в выдру, наполовину в морского слона…

– Вы тоже животное, господин судья! Сеньор инквизитор! Вы все животные, равно как и я! Вы предпочитаете делать вид, что это не так, но все мы – животные! Вы, самые чудесные, изобретательные, творческие, предприимчивые и, без сомнения, также самые опасные, жестокие и разрушительные и научили меня, каким надо быть в вашей армии одержимых!

– Довольно! – прервал меня судья. – Вас ждёт смерть, приговор окончательный!

И тут… Удар!

Раздался негромкий, но тяжёлый шлепок, как если бы огромный перезрелый цитрус упал с дерева. Фрукт, впрочем, не отскочил от земли и не разбился.

Именно в этот момент Гонсало дель Кастильо вывалился из гамака.

Дрожа и потея, он начал осознавать реальность вокруг, слыша громкий и чистый смех. Хохот лился как вода в фонтане, заставляя Гонсало проснуться окончательно. В тысячный раз он оказывался в суде, в тысячный раз кошмар представлялся явью, процесс напоминал беседу с глухими, в тысячный раз Гонсало приговаривали к смерти и его голова катилась по пыли… и БАХ! Он грузно выпадал из гамака, вызывая взрывы смеха Гавы, что проводила дни и ночи в его компании на протяжении уже долгих месяцев.

– Я больше не могу выносить этот кошмар! – жаловался он Гаве, в то время как она разжигала почти погасший за ночь огонь. – Почему он всегда снится мне перед рассветом? Почему? И вообще, почему ты смеёшься?

– Меня смешит то, что ты говоришь во сне.

– Ты умеешь читать чужие грёзы?

– Нет, ты разговариваешь, когда спишь. Поначалу я совсем ничего не понимала, но ты понемногу осваиваешь мой язык, говоришь на нём, и мне занятно, как изо сна в сон меняются детали происходящего.

Гава взяла огниво изящными пальцами, округлила губы и подула, разжигая сухую листву под валежником.

– Вполне естественно, что ты всё ещё видишь этот сон, мой друг, мой брат, мой большой усатый тапир (иногда девушке нравилось так называть Гонсало). Часть тебя чувствует вину за то, что ты живёшь здесь, полуголый, среди «яномами тёпё», человеческих существ. Ты вспоминаешь тех, кого оставил, но знай, что они уже позабыли тебя. Не переживай. Успокойся. Дыши глубже. Они не найдут нас, потому что не ищут тебя. И разве они уже не успели сотню раз отрубить тебе голову?