Девять ночей (СИ)

В самом начале было убийство. Созидание, что было невозможно без разрушения. Воздвижение нового из старых материалов и наполнение ледяной бездны смыслом. Разнообразием миров и их жизней, тысячей новых рождений и смертей.

В самом начале были встречи. Были союзы и было рождение. Было торжество жизни и мрачная хода смерти. В самом начале было два дерева, лишённых судьбы, и было три аса, что дали им её.

В самом начале был самый конец. Точка, в которую мир вернётся, когда цикл завершится. И он снова возникнет во тьме безжизненной бездны для того, чтобы начать всё сначала.

========== Вопрос 14 ==========

Комментарий к Вопрос 14

Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего

Знание никогда и никому не давалось просто так. Одину за его обладание пришлось заплатить своим глазом и жизнью. Умереть и переродиться вновь, чтобы сокрытое от непосвящённых явилось ему.

Тайное знание похоже на узкую тропу, вход на которую закрыт массивным камнем. Один видит это ясно ещё тогда, когда конает на Иггдрасиле. Тогда он видит, как этот камень тяжело и с грохотом откатывается в сторону, приоткрывая Страннику проход.

Один посвящает немало времени путешествиям не только реальным, но и метафизическим. Дурман и шаманский транс для него такая же привычная вещь, как рокот сражения или непроходимые заросшие тропы Мидгарда. Он вступает на узкую дорожку бесстрашно, но движется по ней осторожно.

Кто знает, в конце концов, куда ведёт знание, которым обладают лишь единицы?

Тропинка петляет, а после и вовсе ветвится, словно ветви Иггдрасиля, открывая перед Странником бесконечное множество путей. У Одина, конечно, много времени, чтобы исходить и исследовать их все.

Тысячи миров открываются пред ним. Знания, постигнуть которые не дано ни одному смертному и даже бессмертному. Но Один всегда был жадным до них, а потому пока мог брать их, не брезговал делать это.

— Помни, чужак, не бери больше того, что можешь унести, — Один вздрагивает всем телом от неожиданности, когда в один прекрасный момент слышит чужой голос.

Шелестящий, словно прохладный ветерок в летний зной, спокойный и успокаивающий, он раздаётся внезапно и теряется в яркой, сочной, вечно зелёной листве пёстрого мира, куда Одина заводит очередная из дорог. Он первый за все путешествия Странника заговаривает с ним и нарушает его привычное уединение.

До него все путешествия были безмолвны и тихи, словно в мирах, куда заходил Всеотец, не существовало жизни. Но здесь же, в этом обилии красок и цвета, появился этот голос, что не гнал чужака с земель, не принадлежащих ему, но предостерегал от чрезмерности, что могла навредить. Как любопытно…

— Кто ты, владыка солнечного мира? — Один проявляет почтение, что не скрывает его интерес, и осторожно касается шершавой коры одного из дивных деревьев, тянущихся вверх и изгибающихся причудливыми формами.

— Вопрос неверный, чужак, — голос не меняется, всё также плавно и спокойно течёт, словно обволакивая гостя со всех сторон. — Я не владыка и не правитель.

— В таком случае, кто ты таков? — любопытство подогревает нетерпение, и Один кожей чувствует, как его невидимый собеседник усмехается.

— Ты ещё не готов, чужак. Помни, знание — оружие обоюдоострое. И если ты им пресытишься, то лишь навредишь сам себе. Уходи и приходи тогда, когда будешь готов.

Один сводит брови на переносице, пытаясь понять, в чём смысл слов хозяина заморского края. Что он подразумевает под готовностью? И как он, Один, должен понять, что время пришло?

— Ты должен сам найти ответ, сын моей сестры, — голова Мимира, мудрейшая среди мудрейших, лишь загадочно сверкает подёрнутой дымкой синевой слепых глаз. — Если действительно хочешь овладеть этим знанием. Будь терпелив, мальчишка, и усмири страсти своей души.

Один хмурится и раз по разу погружается в транс, ступая на тропу, что никак не хочет открыть ему своё скрытое сокровище. Снова и снова Странник приходит в дивный жаркий лес и снова и снова блуждает среди пёстрых, ярких зарослей в поисках понимания.

Пока однажды он всё-таки его не находит.

Терпение и смирение, и то, на что Один никогда не обращал внимания, открывают пред ним истину. Кроткая улыбка спокойного Бальдра, что как будто светится изнутри солнечным светом. Ценность, которую идеальный отпрыск ставит превыше всего того, чем дорожат его родственники, — мир, а не война, процветание, а не кровь, — вот тот ключ, что вновь и вновь ускользал от взора всевидящего Одина. Всё это снова он видит в худой фигуре мужчины, сидящего к нему спиной.

Смуглая кожа испещрена ритуальными шрамами и татуировками, длинные тёмные волосы свободными змеями струятся по плечам. В них виднеются пёстрые перья и листья деревьев, а сам незнакомец словно изнутри светится солнцем и теплом. Он сидит в медитативной позе на краю обрыва, путь до которого для Одина открылся впервые.

— Кто ты, хранитель и защитник здешнего края? — Странник повторяет свой вопрос и снова чувствует кожей, как собеседник усмехается.