Девять принцев Амбера .Тетралогия

— Не знаю, сумею ли я заполучить его, но при случае попробую, — пообещал я ему.

— Отдай Камень мне, — говорил Логрус Призраку, — и я тебя заберу с собой, ты станешь моим Первым Приближенным.

— Ты — процессор данных, — соблазнял его Лабиринт. — И я дам тебе звание, которым не владеет никто во всем Отражении.

— Я дам тебе могущество, — перебил его Логрус.

— Неинтересно, — ответил им Призрак, золотой цилиндр закрутился и исчез.

Пропало все — и Камень, и девушка. Логрус в бешенстве взвыл, Лабиринт зарычал, и Знаки обеих Сил ринулись навстречу друг другу, чтобы столкнуться где-то неподалеку от комнаты Блейза. Я воспользовался всеми защитными заклинаниями, какие только знал. Чувствовалось, Мондор позади меня сделал то же самое. Я прикрыл голову руками и подтянул колени к груди. Вокруг все сотряслось, было очень светло, но не доносилось ни звука. Я падал. Куски древних замковых камней сыпались на меня со всех сторон. Я понимал, что влип по уши и, может быть, вот-вот умру, так и не получив возможности показать, как могу проникать в природу вещей. Лабиринт пекся о детях Амбера не больше, чем Логрус о детях Двора Хаоса. Борьба шла за космические принципы. Сила Единорога встретилась с силой Змеи! А Лабиринт с Логрусом были всего лишь геометрическими проявлениями двух этих миров. Им не было дела до нас с Корал, до Мондора, наверное, даже до Оберона или самого Дворкина. Мы были пустым местом, в крайнем случае — их орудиями, иногда надоедливыми, так что при случае можно было нас использовать, а если обстоятельства оправдывали это, то и уничтожить.

— Дай руку, — сказал Дворкин, и я увидел его, словно при Козырном контакте. Я дотянулся к нему… и свалился у ног Дворкина на расстеленный на казенном полу пестрый ковер, в тон самой комнате без окон, которую однажды описал мне отец. Она была полна книг и экзотических вещей, ее освещали висевшие в воздухе чаши с огнем, но что их поддерживает, не было видно.

— Спасибо, — сказал я, медленно поднимаясь, отряхиваясь и растирая ушибленное бедро.

— Уловил касание твоих мыслей, — сказал он. — Наверное, не все, а только часть их.

— Уверен. Иногда мне нравится то, что мои мысли можно прочесть. А сейчас я думал о том, сколько из того, о чем они спорили, соответствует истине.

— В их понимании — все, — стал объяснять Дворкин, — недоразумения получаются из-за того, как они толкуют действия друг друга. Кроме того, каждый из них не прочь сделать шаг назад или спрятаться за благовидный предлог. Например. Так как поломки Лабиринта усиливают Логрус, то не исключено, что именно поэтому Логрус влиял на поступки Бранда, стремившегося уничтожить Лабиринт. Но Логрус тут же мог объявить, что действия Бранда — это возмездие за День его Сломанных Отростков, хотя День этот был много веков назад. Понимаешь?

— Никогда не слыхал о нем, — сказал я.

Он пожал плечами:

— Неудивительно. Важно это было только для них. Я вот о чем: спорить так, как делают это они, значит держать путь прямиком к более ранней стадии развития, к первопричинам, доверять которым никогда не стоит.

— И каков же ответ?

— Ответ? Мы не в школе. Эти ответы имеют значение только для философов, на практике их не применишь.

Он налил из серебряной фляги в маленькую чашечку зеленой жидкости и передал ее мне.

— Выпей.

— Для меня еще рановато.

— Оно не освежает, а лечит, — объяснил Дворкин. — Не знаю, чувствуешь ли ты или нет, но состояние твое близко к шоку.

Я залпом проглотил обжигающее, словно ликер, питье. Следующие несколько минут ушли на то, чтобы расслабиться.

— Корал, Мондор, — едва ворочая языком, сказал я.