Я и сейчас ясно помню внешний облик вождя в 1928 году. Если бы уважение команчей измерялось в дюймах, вождь у нас вмиг стал бы великаном. Однако на деле он был коренастого сложения, а ростом пять футов три-четыре дюйма[19] – не больше. Волосы иссиня-черные, лоб очень низкий, нос большой и мясистый, а торс такой же длины, что и ноги. В кожаной ветровке плечи его смотрелись мощными, хотя были узкими и покатыми. В то время, однако, мне казалось, что вождь гармонично совмещает в себе самые завидные черты Бака Джонса, Кена Мэйнарда и Тома Микса[20].
Каждый вечер, когда темнело достаточно, чтобы проигрывавшая команда могла винить плохую видимость в пропущенных ударах или передачах в зачетной зоне, мы, команчи, единодушно и беззастенчиво пользовались умением вождя рассказывать истории. К тому времени мы все обычно превращались в разгоряченную вспыльчивую ораву и боролись – кто кулаками, кто пронзительными голосами – за места в автобусе поближе к вождю. (По автобусу тянулись два параллельных ряда плетеных сидений. В левом ряду сидений было на три больше – все хотели на них сидеть, – и они выступали вперед до самой кабины водителя.) Вождь забирался в автобус только после того, как рассаживались мы. Тогда он откидывался на спинку водительского сиденья и начинал рассказывать нам своим гнусавым, но выразительным тенором о дальнейших приключениях «Смеющегося человека». Каждый раз мы слушали его затаив дыхание. История «Смеющегося человека» как нельзя лучше подходила для команчей. В ней даже угадывались классические черты. Эта история норовила перекинуться на все вокруг и в то же время оставалась по большому счету ручной. Ее всегда можно было взять с собой и поразмыслить о ней дома, пока ты, скажем, сидел в ванной и ждал, когда сойдет вода.
Единственного сына зажиточной четы миссионеров, Смеющегося человека, похитили в младенчестве китайские бандиты. Когда зажиточная чета миссионеров отказалась (из религиозных соображений) уплатить выкуп за сына, бандиты, ощутимо задетые, засунули голову мальчика в плотницкие тиски и несколько раз повернули зажимный рычаг вправо. Объект этой уникальной операции вырос с удлиненной, точно пекан, безволосой головой и лицом, на котором вместо рта имелась под носом большущая овальная полость. Сам же нос представлял собой две прикрытые плотью щели. Вследствие этого, когда Смеющийся человек дышал, чудовищный, безотрадный зазор у него под носом расширялся и сокращался, словно (как
Каждое утро, в своем крайнем одиночестве, Смеющийся человек ускользал (двигался он грациозно, как кот) в густой лес, окружавший бандитский притон. Там он водил дружбу со всевозможными животными: собаками, белыми мышами, орлами, львами, боа-констрикторами, волками. Более того, он снимал маску и разговаривал с ними мягким мелодичным голосом на их языках. Для них он не был уродом.
(Вождю понадобилась пара месяцев, чтобы довести историю до этого момента. А дальше он стал все больше и больше расцвечивать ее новыми рассказами, к полному удовольствию команчей.)
Смеющийся человек привык держать ухо востро и довольно скоро вызнал самые ценные деловые секреты бандитов. Но ему до них не было особого дела, и он быстро выработал собственную, более действенную схему. Поначалу со скромным размахом он стал промышлять по китайским деревням грабежом и угоном скота, прибегая в редких случаях и к убийству. Вскоре его самобытный преступный почерк, в сочетании с исключительной любовью к справедливости, заслужил ему теплое отношение в сердце народа. Как ни странно, его лесные сородичи (те самые бандиты, которые изначально и склонили его на преступный путь) едва ли не последними прознали о его достижениях. И ужасно взревновали. Однажды ночью они все до последнего прошли мимо постели спящего Смеющегося человека, решив, что надежно накурили его до глубокого сна, и вонзили в фигуру под покрывалами свои мачете. Но жертвой оказалась мать бандитского вождя – неприятная, докучливая карга. Это только распалило у бандитов жажду крови Смеющегося человека, и в итоге ему пришлось запереть всю их шайку в глубоком, но красиво украшенном мавзолее. Периодически они вырывались оттуда и доставляли ему некоторое беспокойство, но убить их он отказывался. (Эта сострадательность в характере Смеющегося человека меня просто с ума сводила.)