Девять рассказов

– Ума захотел! Фу, помереть можно! Боже милостивый! А ты хоть раз слыхал, как она про кого-нибудь рассказывает, про какого-нибудь мужчину? Вот выпадет у тебя минутка свободная, сделай одолжение, попроси, чтобы она тебе описала кого-нибудь из своих знаковых. Про каждого мужчину, который попадается ей на глаза, она говорит одно и то же: «Ужасно симпатичный». Пусть он будет распоследний, жирный, безмозглый, старый…

– Хватит, Артур, – резко перебил седовласый. – Все это ни к чему. Совершенно ни к чему. – Он взял у женщины зажженную сигарету. Она тоже закурила. – Да, кстати, – сказал он, выпуская дым из ноздрей, – а как твои сегодняшние успехи?

– Что?

– Как твои сегодняшние успехи? Выиграл дело?

– Фу, черт! Не знаю. Скверно. Я уже собирался начать заключительную речь, и вдруг этот Лисберг, адвокат истца, вытащил откуда-то дуру горничную с целой кучей простынь в качестве вещественного доказательства, а простыни все в пятнах от клопов. Брр!

– И чем же кончилось? Ты проиграл? – спросил седовласый и опять глубоко затянулся.

– А ты знаешь, кто сегодня судил? Эта старая баба Витторио. Черт его разберет, почему у него против меня зуб. Я и слова сказать не успел, а он уже на меня накинулся. С таким не сговоришь, никаких доводов не слушает.

Седовласый повернул голову и посмотрел, что делает женщина. Она взяла со столика пепельницу и поставила между ними.

– Так ты проиграл, что ли? – спросил он в трубку.

– Что?

– Я спрашиваю, дело ты проиграл?

– Ну да. Я еще на вечере хотел тебе рассказать. Только не успел в этой суматохе. Как по-твоему, шеф полезет на стену? Мне-то плевать, но все-таки как по-твоему? Очень он взбесится?

Левой рукой седовласый стряхнул пепел на край пепельницы.

– Не думаю, что шеф непременно полезет на стену, Артур, – сказал он спокойно. – Но, уж надо полагать, и не обрадуется. Знаешь, сколько времени мы заправляем этими тремя паршивыми гостиницами? Еще папаша нашего Шенли основал…

– Знаю, знаю. Сынок мне рассказывал уже раз пятьдесят, не меньше. Отродясь не слыхивал ничего увлекательнее. Так вот, я проиграл это треклятое дело. Во-первых, я не виноват. Чертов псих Витторио с самого начала травил меня, как зайца. Потом безмозглая дура горничная вытащила эти простыни с клопами…

– Никто тебя не винит, Артур, – сказал седовласый. – Ты хотел знать мое мнение – очень ли обозлится шеф. Вот я и сказал тебе откровенно…

– Да знаю я, знаю… Ничего я не знаю. Кой черт! В крайнем случае могу опять податься в военные. Я тебе говорил?

Седовласый снова повернулся к женщине – может быть, хотел показать, как терпеливо, даже стоически он все это выслушивает. Но она не увидела его лица. Она нечаянно опрокинула коленом пепельницу и теперь поспешно собирала пепел в кучку; она подняла глаза секундой позже, чем следовало.

– Нет, Артур, ты мне об этом не говорил, – сказал седовласый в трубку.

– Ну да. Могу вернуться в армию. Еще сам не знаю. Понятно, я вовсе этого не жажду и не пойду на это, если сумею выкрутиться по-другому. Но, может быть, все-таки придется. Не знаю. По крайней мере, можно будет забыть обо всем на свете. Если мне опять дадут тропический шлем, и большущий письменный стол, и хорошую сетку от москитов, может быть, это будет не так уж…

– Вот что, друг, хотел бы я вправить тебе мозги, – сказал седовласый. – Очень бы я этого хотел. Ты до черта… Ты ведь вроде неглупый малый, а несешь какой-то младенческий вздор. Я тебе это от души говорю. Из пустяка раздуваешь невесть что…

– Мне надо от нее уйти. Понятно? Еще прошлым летом надо было все кончить, тогда был такой разговор – ты это знаешь? А знаешь, почему я с нею не порвал? Сказать тебе?

– Артур. Ради всего святого. Этот наш разговор совершенно ни к чему.

– Нет, погоди. Ты слушай. Сказать тебе, почему я с ней не порвал? Так вот, слушай. Потому что мне жалко ее стало. Чистую правду тебе говорю. Мне стало ее жалко.

– Ну, не знаю. То есть, я хочу сказать, тут не мне судить, – сказал седовласый. – Только, мне кажется, ты забываешь одно: ведь Джоанна взрослая женщина. Я, конечно, не знаю, но мне кажется…

– Взрослая женщина! Да ты спятил! Она взрослый ребенок, вот она кто! Послушай, вот я бреюсь – нет, ты только послушай, – бреюсь, и вдруг здрасьте, она зовет меня через всю квартиру. Я недобрит, морда вся в мыле, иду смотреть, что у нее там стряслось. И знаешь, зачем она меня звала? Хотела спросить, как по-моему, умная она или нет. Вот честное слово! Говорю тебе, она жалкое существо. Сколько раз я смотрел на нее спящую, и я знаю, что говорю. Можешь мне поверить.

– Ну, тебе виднее… я хочу сказать, тут не мне судить, – сказал седовласый. – Черт подери, вся беда в том, что ты ничего не делаешь, чтобы исправить…