Девять совсем незнакомых людей

– Выпустите нас! – Джессика прокричала эти слова так громко, что сорвала голос. – Вы меня слышите, Маша? Немедленно выпустите нас!

Экран почернел.

Отсутствие Маши вызывало теперь не меньший ужас, чем ее присутствие.

– Нам нужно чем-то заложить эту дверь, – сказал Тони, но Хизер и Наполеон уже опередили его – они возвращались из туалетов с мокрыми полотенцами, на ходу скручивая их в жгуты; вода капала с полотенец, а Хизер и Наполеон вели себя так, будто всю жизнь готовились к этой ситуации.

Когда они подошли к двери, количество дыма, попадающего внутрь, пугающе резко возросло, он хлынул внутрь, как вода. Люди начали кашлять. Грудь Тони сжалась.

– Все назад! – прокричал Наполеон и принялся вместе с Хизер засовывать полотенца в щель между полом и дверью.

Легкая клаустрофобия, которую Тони испытывал с того момента, когда обнаружилось, что дверь заперта, грозила обернуться полноценной паникой. Он почувствовал, что его дыхание становится сбивчивым. Господи боже, он может потерять контроль над собой перед всеми этими людьми! Он не знал, к чему приложить руки. Даже полотенца под дверь не мог подсовывать, потому что этим уже занимались Хизер и Наполеон. Он ничем не мог им помочь. Вышибить дверь он тоже не мог, она открывалась внутрь. Сразиться было не с кем. Ни черта он не мог сделать.

Он так закашлялся, что слезы навернулись ему на глаза.

Фрэнсис схватила его за руку:

– Отойдите от двери!

Он позволил ей оттащить себя. Она не отпускала его руку. Он продолжал держать ее.

Все сгрудились в самом дальнем углу комнаты.

Наполеон и Хизер подошли и встали со всеми, их глаза покраснели от дыма. Наполеон притянул к себе Зои, и она уткнулась лицом в его рубашку.

– Дверь на ощупь не горячая, – сказал он. – Это хороший знак.

– Кажется, я его слышу, – ответила Кармел. – Треск пламени.

Все замолчали. Поначалу звук напоминал шум ливня, но это была не вода – не узнать треск горящего дерева было невозможно.

Наверху рухнуло что-то тяжелое и очень большое. Стена? Они услышали громкий свистящий звук, словно порыв ветра в грозу, а потом треск усилился.

Джессика вскрикнула.

– Неужели мы все здесь погибнем? – спросила Зои. Она недоуменным взглядом посмотрела на отца. – Неужели она и в самом деле позволит нам умереть?

– Нет, конечно, – ответил Наполеон с непробиваемой прозаической уверенностью взрослого, и Тони даже захотелось поверить, что тот владеет каким-то особым знанием, вот только Тони тоже был взрослым и знал, чего стоят подобные слова.

– Нам всем нужно обернуть головы и лица влажными полотенцами, чтобы защититься от вдыхания дыма, – сказала Хизер. – Так мы сумеем это переждать.

Ее голос звучал спокойно и уверенно, как и голос ее мужа. Может быть, Тони вел бы себя так же, будь здесь кто-нибудь из его детей или внуков.

Он подумал о детях. Они будут скорбеть по нему. Да, конечно будут. Дети еще не готовы расстаться с ним, пусть они и не так часто встречались в последнее время. Эта уверенность удивила его, он словно провел последние несколько лет, притворяясь, что дети не любят его, тогда как на самом деле знал, что это не так. Да конечно он это знал. В конце прошлого года Уилл забыл о разнице во времени и позвонил ему посреди ночи из Голландии, чтобы сообщить о новом повышении по службе. «Извини, – сказал он. – Я хотел тебе первому сказать». Ему тридцать лет, а он все еще ищет отцовской похвалы. Мими говорит, что Джеймс всегда вывешивает в сети фотографии Тони времен его футбольной карьеры. «Он тобой хвастается, – сказала Мими, закатывая глаза. – Эксплуатирует твою славу, чтобы знакомиться с девчонками». А что сама Мими, его детка. Он вспоминал, как она носится по его дому, наводит порядок. Каждый раз после разрыва с очередным кретином она приезжала к нему, чтобы «помочь по хозяйству». Она не готова потерять отца, пока встречается с кретинами.

Он не был готов умирать. Пятьдесят шесть лет – рано еще. Он вдруг почувствовал себя невероятно богатым человеком, перед которым открыты сотни возможностей. Он хотел отремонтировать дом, купить другую собаку. Обзавестись щенком не будет предательством по отношению к Банджо. В итоге он всегда покупал очередного щенка. Он хотел отправиться на берег, по дороге плотно позавтракать в кафе, слушая музыку с газетой в руках… Он словно забыл о существовании музыки! Он хотел слетать в Голландию, посмотреть, как его внучка танцует на этих дурацких соревнованиях по ирландским танцам.

Он посмотрел на Кармел, которую списал со счетов как эксцентричную интеллектуалку из-за этих ее очков. Он спросил у нее, как получилось, что она стала преподавать английский мигрантам, и Кармел рассказала, что ее отец эмигрировал из Румынии в пятидесятые годы и соседка взяла на себя труд обучать его языку. «У отца не было способностей к языкам, – говорила Кармел. – И он становился очень раздражительным, когда чувствовал себя неуверенно. Так что задача перед соседкой стояла нелегкая. Вот почему мы с сестрой преподаем английский как второй язык. Чтобы почтить тетушку Пэт».