Девять совсем незнакомых людей

– Да нет же, повлияло бы! – возразила Хизер.

– Понимаете… – Фрэнсис метнула взгляд на темный экран. – Я же не говорю, что они стали бы танцевать на моей могиле.

Хизер удивленно посмотрела на нее. Эта женщина казалась искренне напуганной.

– Вы и в самом деле считаете, что находитесь в камере смертников? Эта маньячка просто решила поиграть в демонстрацию силы.

– Ш-ш-ш, – прошипела Фрэнсис. – Она может подслушивать.

– Мне все равно. – Хизер беззаботно махнула рукой. – Я ее не боюсь.

– Я все же посоветовала бы вам бояться. – Фрэнсис снова стрельнула беспокойным взглядом в экран.

– Да нет, конечно, я буду ей подыгрывать. – Хизер поспешила успокоить несчастную женщину. – Я не думаю, что вас следует казнить.

– Огромное спасибо, – произнесла Фрэнсис.

– Так что еще мне сказать?

– Взывайте к ее эго, – посоветовала Фрэнсис. – Начните с того, что, да, жизнь Фрэнсис мало что значила до этого времени, но теперь, побывав в этом пансионате, она перевоспиталась.

– Перевоспиталась, – повторила Хизер.

– Верно. – Фрэнсис нервничала, как наркоманка. – Обязательно используйте слово «перевоспиталась». Чтобы ей стало ясно, что я поняла свои ошибки, свою самовлюбленность. Я собираюсь упражняться. Есть чистую еду. Никаких консервов. Буду ставить себе цели.

– Доброе утро, мои солнышки! – Машин голос загремел в комнате, а ее изображение опять замигало на экране.

Фрэнсис охнула и выругалась, схватив Хизер за руку.

– Время пришло! – крикнула Маша, глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым из уголка рта. – Пришло время поиграть в «Смертный приговор». Постойте. Мы же дали ему другое название. Пора сыграть в «Камеру смертников». Это название гораздо лучше! Кто его придумал?

– Но время еще не пришло! – Наполеон посмотрел на часы.

Хизер уставилась на экран. Маша курила. Хизер не знала, что так удивило ее после всего случившегося, но сам факт курения шокировал и напрягал. Хизер словно увидела, как монахиня поднимает на себе мантию, чтобы продемонстрировать нижнее белье.

– Вы курите! – обвинительным тоном проговорила Джессика.

Маша рассмеялась и еще раз глубоко затянулась.

– Я курю, Джессика. Иногда, в напряженные моменты, я курю.

– Вы накачались наркотой, – устало и печально произнес Бен, его голосом словно говорили годы обманутых надежд, пережитых родней наркоманки.

Бен был прав. Маша смотрела остекленевшими глазами, застыв в странной, напряженной позе, как если бы ее голова не была прикреплена к телу и она беспокоилась, чтобы та не скатилась на пол.

Маша держала пустой стакан из-под фруктового коктейля.

– Я предприняла шаги, чтобы достичь более высокого уровня сознания.

– Что с Яо? – спросила Хизер. Она пыталась говорить уважительно, хотя ненависть обжигала ей горло. – Не могли бы мы увидеть его, пожалуйста?

Объектив камеры, казалось, в этот раз был направлен под другим углом. Маша стояла, вероятно, перед окном своего кабинета, хотя снаружи было темно и сказать точно было невозможно.

– Сейчас он не ваша забота, – заявила Маша. – Вам пора выступать с защитительными речами. Что будет с вашими клиентами – умрут они или останутся жить? Я думаю, это упражнение очень стимулирует и заставляет подумать.

– Сейчас три ночи, Маша! – Наполеон постучал пальцем по циферблату своих часов. – Еще не рассвело. Вы сказали, что мы займемся этим на рассвете.

Маша резко приблизилась к экрану и ткнула сигаретой в направлении Наполеона:

– Гости не должны носить часы в пансионате!

Наполеон отпрянул, обхватил пальцами свое запястье:

– Они все время были у меня на руке. Никто мне не сказал, что я не должен носить часы.

– Часы следовало сдать вместе с другими запрещенными предметами! Кто был вашим консультантом по велнессу?

– Это моя вина, Маша. Ответственность я беру на себя. – Он отстегнул часы.

– Это был Яо, да? – вскрикнула Маша.

Вид у нее стал демонический. Ее крики, казалось, сотрясали стены кабинета. Капли слюны брызнули на экран.

– Господи Исусе, – тихо произнес Тони.

Зои подошла к Хизер и взяла ее за руку, чего не делала с тех пор, как перестала быть маленькой девочкой. Все в комнате, казалось, затаили дыхание.

Хизер сжала руку Зои, и впервые с момента их заточения ею овладел настоящий страх.

Она подумала о случаях в ее работе, когда атмосфера в палате накалялась добела, потому что жизнь матери или младенца повисала на волоске, и весь персонал знал: следующее решение должно быть правильным. Вот только для данного случая у нее не было ни подготовки, ни опыта, на которые можно было бы опереться. Она жаждала действия, но чувствовала себя беспомощной, и это гнетущее ощущение напомнило ей о тех жутких мгновениях, когда она нашла Зака, когда пыталась нащупать пульс, заранее зная, что его уже нет.

– Яо очень сильно меня разочаровал! – бушевала Маша. – Это была непростительная ошибка. Я непременно сообщу в отдел кадров! В его личном деле появится запись. Он получит письмо о неполном соответствии!

Наполеон, держа свои часы за ремешок, показал их Маше:

– Я их снимаю.

Зои конвульсивно сжала руку матери.