Экран монитора пульсировал, словно живой. Неужели что-то сломалось? Она поднесла палец к изображению, почувствовала, что экран подрагивает, как умирающая рыба.
На несколько секунд Маша пришла в замешательство, но потом вспомнила, что чуть раньше приняла семьдесят пять миллиграммов ЛСД, чтобы улучшить свою способность принимать решения и прояснить ум. Это была просто галлюцинация. Ей нужно расслабиться и позволить своему мозгу найти правильные связи.
Она оглядела кабинет и заметила пылесос, тихонько стоявший в углу. Он не пульсировал. Он был вполне реален. Раньше она его просто не замечала. Вероятно, оставили уборщики. Здесь отличные уборщики. Она нанимала и использовала только лучших. Важно было поддерживать высокие стандарты на всех уровнях бизнеса.
В этом пылесосе было что-то до боли знакомое.
«Господи!» – воскликнула она, потому что ее отец поднял пылесос, поднял неловко, двумя руками. Пылесос был такой громоздкой штукой. Отец с пылесосом пошел к двери.
«Нет-нет-нет! – вскрикнула она. – Папочка! Положи его! Не ходи!»
Но он повернул голову, посмотрел на нее печальным взглядом и улыбнулся, а потом ушел. Никто больше не любил ее так сильно, как отец.
Он не настоящий. Она это знала. Отличить реальность от иллюзий не составляло труда. Ее мозг работал очень четко, достаточно четко, чтобы увидеть разницу.
Она закрыла глаза.
Детский голос звал ее. «Нет. Не реальный».
Маша открыла глаза – она ползла по полу кабинета, бормоча какую-то бессмыслицу.
Быстро закрыла глаза. «Нет. Не реально».
Снова открыла глаза. Сигарета ее успокоит.
Она еще раз залезла в свой секретный шкафчик, извлекла оттуда целую пачку сигарет и зажигалку. Геометрия пачки очаровала ее. Каждый из четырех математически выверенных углов ласкал взор. Она открыла пачку, вытащила сигарету, покрутила цилиндрик между пальцами. Зажигалка была оранжевая – цвет такой глубины и красоты, что она поразилась.
Маша крутанула большим пальцем неровное колесико, и из сопла, как по заказу, вырвался золотой язычок пламени. Она позволила ему погаснуть и зажгла снова. Зажигалка была мини-фабрикой, производившей идеальное пламя по первому требованию. В эффективном производстве товаров и услуг была своя красота.
Мысль кристаллической ясности: Маша должна бросить индустрию велнесса и вернуться в корпоративный мир. Забыть колебания. Совершить
По другую сторону ее письменного стола сидел парнишка в бейсболке, по полу растеклись многочисленные лужицы, переливавшиеся всеми цветами радуги.
– Что скажешь? – спросила она его. – Мне следует так поступить?
Он молчал, но она видела: он думает, что идея неплоха.
Больше никаких заносчивых, неблагодарных
Она начала новую жизнь, приехав в Австралию, потом начала жить заново после смерти сына и еще раз – после остановки сердца. Она сможет сделать это и еще раз.
Продать этот пансионат и купить квартиру в городе.
Или…
Маша впилась взглядом в крохотный помаргивающий язычок пламени. В нем и был ответ.
Глава 66
Значит, вы достались мне, – сказал Бен, подойдя к Наполеону, который мерил шагами комнату. – Я хочу сказать, что я ваш защитник.
Ему казалось, что он должен называть Наполеона «мистер Маркони» или «сэр». У него были такие солидные манеры! Наполеон принадлежал к тому типу преподавателей, на которых хотелось произвести впечатление даже после окончания школы, случайно встретившись с ними в магазине и обнаружив, что они пугающе уменьшились. Хотя представить Наполеона маленьким у него никак не получалось.
– Спасибо, Бен, – сказал Наполеон, словно у того был какой-то выбор.
– Ну так вот, – сказал Бен и потер живот. Ему никогда в жизни не хотелось так сильно есть. – Я думаю, объяснить, почему вы заслуживаете отсрочку приговора, не составит труда. Вы муж и отец, и, в общем, я надеюсь, что могу включить это в свою речь, но ваши жена и дочь уже и без того потеряли достаточно, верно? Они не могут потерять еще и вас.
– Можете так и сказать, если хотите. – Наполеон печально улыбнулся. – Это верно.
– И вы учитель, – сказал Бен. – От вас зависят дети.
– Да, зависят. – Наполеон постучал костяшками пальцев по кирпичной кладке.
Бен уже сто раз после их заключения в этом подвале видел, как Наполеон делает это, как будто надеясь найти незакрепленный кирпич, а с ним и путь к свободе. Бен знал: это дело безнадежное. Иного выхода, как через дверь, отсюда не было.
– Что еще я мог бы сказать? – спросил Бен, голос его звучал надтреснуто.