Девять совсем незнакомых людей

В последний раз она ела «Доритос» опять же по вине одного из гостей. Он поместил однозвездочный отзыв о «Транквиллум-хаусе» в «Трип эдвайзере». Сказал, что здесь клопы. Разместил фотографию укусов. В доме не было никаких клопов. Он выдумал все это потому, что Маша в последний день заявила ему, что он верный кандидат на инфаркт или инсульт, если, вернувшись домой, не изменит образ жизни. Она знала это, потому что сама была такой прежде. Но она оскорбила его словом «жирный». Он был жирным. Чему тут удивляться? Не из-за этого ли он приехал к ней?

Маша положила на язык первый ломтик, и все ее тело задрожало вследствие химической реакции организма. Она точно знала, сколько калорий собирается поглотить и сколько понадобится упражнений, чтобы сжечь их. Альтернативный вариант – она могла вызвать рвоту.

Удерживая ломтик зубами, она открыла банку с сальсой одним резким движением. Когда-то у нее были слабые, бесполезные руки, которым не по силам было открыть такую банку. Та грустная толстуха перед телевизором бранилась и поддевала крышку ложкой, пытаясь ее ослабить.

В прежней жизни у нее был мужчина, который открывал банки. Она резким голосом звала мужа, словно слугу, и он открывал банку, улыбался, прикасался к Маше.

Но это была какая-то другая женщина. К ней уже никто не прикасался с любовью много-много лет.

Она на миг вспомнила руку Яо, коснувшуюся сегодня ее руки, вытащила еще один ломтик и зачерпнула им красный блестящий соус.

Яо издал слабый звук. Щеки его разрумянились. Он был похож на мечущегося в жару ребенка.

Маша дотронулась до его лба тыльной стороной ладони, задержала ее на мгновение. Лоб был действительно горячим.

Она сунула ломтик в рот и начала жевать, все быстрее и быстрее. На стол и на одежду падали желтые крошки, а она вспоминала последний день той давно ушедшей жизни.

Было воскресенье. Ее бывший муж отсутствовал, изображал из себя «беспечного» австралийца. Австралийцы любят называть себя «беспечными», словно видят в этом что-то хорошее. Он принял приглашение от коллег поиграть в игру, где они обстреливали друг друга шарами, начиненными краской. Ожидались «развлекуха» и «много смеха».

Да, воистину это казалось беспечным времяпрепровождением. Другие жены приезжали с мужьями, но Маша осталась дома с ребенком. У нее не было ничего общего с этими женщинами, к тому же они одевались так плохо, что она впадала в депрессию и начинала тосковать по дому, как только их видела. Маша была работающей матерью. Она была в десять раз умнее всех мужчин в компании, где работала, но чтобы получить заслуженное признание, ей приходилось трудиться в десять раз усерднее.

Она была слишком заумной. Иногда коллеги делали вид, что не понимают ее, а иногда она видела, что действительно не понимают, хотя она говорила на более хорошем английском, чем они. Она не могла оценить их юмор и никогда не смеялась в нужное время – они отвечали ей тем же. Когда она шутила – а ее шутки часто были очень смешными, утонченными, умными, – они смотрели на нее со смущенным, пустым выражением на лицах.

На родине у нее осталось много друзей, но здесь она чувствовала какую-то странную робость. Это чувство вызывало у нее злость и негодование, потому что дома никто не назвал бы ее робкой. Она была скованной, потому что не выносила насмешек, а здесь всегда существовала вероятность, что либо ее не так поймут, либо она не так поймет. Ее мужа не беспокоило, когда случалось что-то подобное. Он находил это забавным. Он бесстрашно окунался в незнакомое общество, еще не зная его правил, и люди любили его. Маша гордилась им, хотя и немного завидовала.

Как-то раз Машу и мужа пригласили в дом к ее боссу, как она предположила – на обед. Она шикарно оделась, очень сексуально – туфли на высоком каблуке и платье. Все женщины, кроме Маши, пришли в джинсах.

В приглашении говорилось: «Приходить с собственным мясом». Маша сказала мужу: «Нет-нет, это шутка. Такая австралийская шутка. Не самая смешная, но определенно шутка». Они не совершат ошибку – не отнесутся к этому серьезно.

Но оказалось, что это не шутка. Женщины в джинсах пришли с пластиковыми пакетами в руках. В пакетах они принесли сырое мясо. На двоих. Два стейка. Четыре сосиски. Маша глазам своим не могла поверить.

Ее муж соображал быстро. Он стукнул ладонью по лбу: «Господи боже, мы свое оставили дома!»

«Не беспокойтесь, у нас есть запас – всем хватит», – сказал хозяин.

Как это щедро – угостить приглашенных гостей кусочком мяса.

Когда они вошли, мужчины и женщины разделились на две группы, словно им запрещалось говорить друг с другом. Мужчины стояли вокруг барбекю, готовили мясо чуть ли не часами. Еда была несъедобной. Обходились без стульев. Садились куда попало. Три женщины уселись прямо на бордюр.