Он не сообщал им о других вещах, о которых узнал в результате собственных исследований: несостоявшиеся самоубийцы часто сообщали, что их первая мысль, после того как они проглотили сотню таблеток, после прыжка, после вскрытия вены была: «Боже мой, что же я наделал?!» Он не говорил им, что многие несостоявшиеся самоубийцы преображаются после пережитого и дальше живут счастливо практически без психиатрической помощи. Он не говорил им, что если решение покончить с собой каким-то образом приостановлено, если средства совершения самоубийства изъяты, то и мысли на этот счет часто со временем исчезают и больше никогда не возвращаются. Он не говорил им, что уровень смертей в результате самоубийств в Британии уменьшился на треть, когда каменноугольный газ в домах был отключен, потому что до этого у людей была возможность под влиянием момента засунуть голову в духовку, а теперь появилось время, в течение которого эти темные и ужасные мысли могут рассеяться. Он не думал, что скорбящим родителям поможет знание о том, что потеря ребенка в значительной степени была простым стечением дурных обстоятельств. Что, возможно, требовалось всего лишь чье-то вмешательство, телефонный звонок, отвлечение.
Но Наполеон знал это, потому что его сыном был Зак. Импульсивный Зак. Зак был сама импульсивность. Он жил настоящим мгновением, как оно и полагается. Он жил сегодня. Не вчера, не завтра. Только сейчас.
Если ты ловишь волны у берега, то знаешь, что твои тапочки промокнут и будут оставаться мокрыми весь день. Если ты бегаешь по улице, когда уровень пыльцы в воздухе высок, хотя мы тебе и говорили, чтобы ты не выходил из дому, у тебя будет приступ астмы. Если ты кончаешь с собой, жизнь не вернется к тебе, малыш, ее больше нет.
«Зак, ты должен подумать!» – нередко кричал на него Наполеон.
Вот почему Наполеон точно знал: если бы он в то утро встал вовремя, как собирался, если бы не нажал на кнопку «разбудить позже», если бы постучал в дверь Зака и сказал: «Поехали со мной грести», то сегодня у него была бы здоровая жена, дочь, по-прежнему поющая в душе, и сын, празднующий свое двадцатиоднолетие.
Наполеон должен был знать и понимать мальчишек. В его столе лежали письма и открытки от мальчиков, которые учились у него, и от их родителей. Во всех говорилось о том, что он особенный, что много для них сделал, что они никогда не забудут его. Что он оттащил их от страшного края, не дал пойти по неверному пути, что они будут вечно благодарны своему замечательному учителю, мистеру Маркони.
Но получилось так, что своему собственному мальчику он помочь не сумел. Единственному мальчику на свете, который имел для него значение.
Он целый год искал ответы. Разговаривал со всеми друзьями Зака, со всеми членами команды, учителями, тренерами. Никто из них не знал ничего. Узнавать больше было нечего.
– Пролистаем назад, – сказал Яо.
Наполеон проделал упражнение и почувствовал, как его мышцы напряглись, почувствовал лучи солнца на своем лице и вкус моря от слез, которые свободно текли по его лицу.
Но сломлен он не был.
Глава 27
Зои увидела бегущие по лицу отца слезы. Знает ли он, что плачет? Ее отец много плакал, кажется даже не отдавая себе в этом отчета. Это напоминало кровоточащую царапину, которую он не замечает, словно его тело выделяло скорбь, а он и не знал.
– Потрогаем небо, – сказал Яо.
Зои повторила изящную дугу рук Яо и теперь повернулась к матери, увидела глубокие морщины на ее лице, снова услышала ее крик в то страшное утро. Словно крик животного, попавшего в капкан. Крик, который врезался в жизнь Зои, как нож.
Завтра будет три года. Станет ли когда-нибудь родителям легче? Пока она не чувствовала, чтобы им стало легче. Бесполезно надеяться, что, перешагнув через следующую годовщину, они почувствуют себя лучше. Зои помнила две предыдущие годовщины. Зои знала: когда родители вернутся домой, все будет по-старому.
Ее родителей словно поразила страшная, неизлечимая болезнь, пожирающая их тела. Как будто их атаковали. Как будто кто-то пришел за ними с бейсбольной битой. Она не понимала прежде, что скорбь – физическое явление. До смерти Зака она думала, что скорбь – нечто происходящее в твоей душе. Она не знала, что все тело начинает болеть, что нарушается пищеварение, менструальный цикл, режим сна, стареет кожа. Такого не пожелаешь худшему своему врагу.
Иногда ей казалось, что теперь она просто пережидает жизнь, помечает галочкой события, дни, месяцы и годы, словно ей нужно перешагнуть некий рубеж, а там все пойдет на лад. Вот только ей никогда не удавалось перешагнуть этот рубеж, ей не становилось лучше, и она никогда не сможет простить брата. Его смерть стала окончательным «пошла ты в жопу».
– Ну, вы хотя бы не были близки, – сказала в ее голове Кара.
Глава 28