Девять врат. Таинства хасидов

Посольство прибыло в Ропшицы в четверг, и ему был оказан пышный прием. Реб Нафтули приветствовал послов Иреловых и в самом деле весьма горячо, долго и сердечно беседовал с ними и пригласил их быть его гостями на святом шабесе. Однако причиной, по которой реб Иреле из Стрелиски послал их в Ропшицы, реб Нафтули даже не поинтересовался.

Разумеется, он прекрасно знал, зачем они прибыли. От взора такого святого, как реб Нафтули, столь щедро одаренного даром Духа Святого, ничего нельзя утаить.

В пятницу реб Нафтули был так занят приготовлениями к шабесу, что негоже было чем-либо его затруднять. Послы так и не осмелились нарушить спокойствие шабеса.

В воскресенье они попросили реб Нафтули принять их, и он тут же поведал им такие занятные вещи, что милые послы вмиг забыли о цели своего приезда.

После этого приема у них оставалась одна надежда — что им будет дозволено изложить реб Нафтули цель своего посольства во время прощания.

Прощаясь, реб Нафтули был сама обходительность.

Однако он не дал послам и слова вымолвить. Он сам без устали что-то рассказывал и, рассказывая, выпроваживал их из дому. И, только вежливо усадив гостей в повозку, сказал: «Нынешней ночью был у меня реб Арн-Лейб — покойный отец Майрла Пшемышлянского, — и он поведал мне: „После себя я оставил на свете маленькое пламя, гловнеле — он так и сказал. — А теперь они хотят потушить его?! Слушай же меня, руки прочь, даже не касайся его!“»

Стоило реб Нафтули договорить, как вдали на большой дороге взметнулся огромный столб пыли, и, прежде чем стрелисчане успели опомниться, подкатила к ним повозка, а в повозке сидел не кто иной, как сам Майрл. Он ехал стоя, вожжи держал в руках, как древнегреческий воин, и его могучие пейсы развевались на ветру, как боевые хоругви. Он кричал: «Мой отец сказал „гловнеле“, маленькое пламя, но я скажу вам а фаер флам, большое пылающее пламя оставил он после себя!»

Он выкрикнул это и снова умчался.

Святой рабби Иреле из Стрелиски еще какое-то время гневался на Майрла. Но в конце концов был вынужден его простить.

А получилось вот как: у реб Иреле был один хасид, которому суждено было жить еще в большей нищете, чем остальным стрелисчанам.

Реб Иреле не давал себе воли расчувствоваться и помолиться за этого бедолагу, чтобы своей молитвой перед Господом Богом облегчить его положение. Ведь реб Иреле из Стрелиски молился только за духовное благо своих любимых хасидов, но никогда — за их благоденствие материальное! Вот и сейчас реб Иреле ни за что не хотел отступаться от своего принципа.

Но раз реб Иреле оказался таким неуступчивым, жена хасидова стала упорно заставлять мужа отправиться в Пшемышляны к реб Майрлу и попросить у него ходатайства перед Всевышним.

Хасид долго сопротивлялся, но нищета придавливала его все больше, и речи жены с каждым днем становились все убедительнее.

И он наконец решился.

— А где до сих пор ты брал на пропитание? — спросил его реб Майрл.

— Мельник, лавочница и мясник давали мне в долг.

— А как думаешь, они подождали бы, если бы ты одолжился у них еще раз?

— Надеюсь, еще на один шабес они бы мне дали, хотя я должен им уже за несколько недель.

— Тогда слушай, что я скажу тебе. Помочь я тебе не могу, потому как ты не мой хасид, а хасид Стрелиского. Но посоветовать тебе — посоветую.

Иди и возьми опять в долг все, что для шабеса надобно. Половину оставь себе, а остаток свяжи в узел и отвези в Стрелиску. Я точно знаю, что вся неделя будет дождливой и дорогу развезет. Но в четверг подморозит, и ночью выпадет снег, так что ты сможешь запрячь сани и катить за милую душу. А как подкатишь к дому реб Иреле, приоткроешь дверь в его комнату, вбросишь узелок внутрь, быстро закроешь дверь, сядешь в сани — и назад. Следи только, чтобы никто не видел тебя, и никому про это не рассказывай. Об остальном не беспокойся. Ты никогда больше не будешь нуждаться.

Хасид пошел домой и все сделал так, как наказал ему Майрл. Все шло как по маслу. Торговцы согласились подождать с долгом, всю неделю лил дождь, а в четверг и впрямь подморозило, как реб Майрл и предсказывал.

Вся та неделя в Стрелиске выпала очень плохая. Всю неделю ни один хасид не появлялся на улице. Кому охота по такой слякоти шлепать? Короче, никто не пришел, никто ничего к шабесу не принес. Конечно, и в этом не было бы ничего особенного. В будние дни в Стрелиске люди привыкли поститься.

Но близился святой шабес. Госпожа Фраде, жена реб Иреле, не знала, что ей и делать.

В четверг вечером в доме было хоть шаром покати.

«Ступай, — наказал отчаявшейся жене реб Иреле, — затопи печь и поставь воду для теста».

Вот как велика была его вера во Всемогущего. Он был убежден, что в последнюю минуту Господь поможет ему.

Жена взялась за дело: затопила печь, поставила воду, все приготовила, но чуда не произошло. Никто не пришел, никто ничего к шабесу не принес.

С грустью наблюдает жена, как потихоньку гаснет огонь в печи и как остывает вода.

Села она на лавку, закрыла лицо ладонями и заплакала.