Девять жизней Кристофера Чанта

Кристофер тихонечко сидел и думал о том, что, если он действительно будет следующим Крестоманси, он запретит говорить о работе во время еды. Когда-нибудь. Он обрадовался, когда ему разрешили встать из-за стола и уйти. Но единственным развлечением было бродить по замку, ощущая, как заклинания замка чешутся, словно комариные укусы. На сад тоже были наложены заклинания против сорняков и для червей, заклинание здоровья для огромных кедров и отпугивающие вредителей чары. Кристофер решил, что он с легкостью мог бы разрушить их и сбежать, но почувствовал, как его учил доктор Посан, что крушение пограничной защиты вызовет вой сирен по всей округе и в замке.

Сам замок состоял из двух частей: старой, с башенками, и новой, которые были соединены без всякого плана. В саду стояла пристройка, выглядевшая совсем древней, — из ее развалившихся стен росли деревья.

Кристоферу, конечно же, хотелось исследовать эту часть сада, но на ней лежали сильные уводящие чары, которые не позволяли добраться до постройки.

Поэтому он забросил свои бесплодные попытки и бродил по замку, где заклинания наваливались на него своей тяжестью. Кристофер ненавидел эти заклинания больше всего. Они не позволяли ему выливать накопившуюся злость, притупляли и приглушали действия. Чтобы выразить свое отношение, Кристофер все чаще стал изображать молчаливое презрение. Когда же с ним заговаривали и ему нужно было отвечать, он делался настолько саркастичным, насколько умел.

Но с Флавианом Темплом этот номер не проходил. Флавиан был серьезным, но добрым учителем. При других обстоятельствах Кристофер полюбил бы его, даже несмотря на то, что тот всегда носил слишком тугие воротнички и уж слишком старался вести себя тихо и достойно, как, впрочем, и другие обитатели замка. Но Кристофер ненавидел его за то, что он был одним из этих обитателей, и к тому же скоро обнаружилось, что у репетитора совсем нет чувства юмора.

— А вам что, никогда не бывает смешно? — спросил Кристофер на второй день.

Вторая половина дня всегда посвящалась теоретической или практической магии.

— Бывает иногда, — ответил Флавиан. — На прошлой неделе что-то рассмешило меня в «Панче»[4]. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили. Как вы считаете, сколько миров в Родственных Мирах?

— Двенадцать, — ответил Кристофер, вспомнив, что Такрой называл иногда Везделки Родственными Мирами.

— Очень хорошо. Хотя на самом деле их намного больше, потому что каждый мир представляет собой целую группу миров. Одиннадцатый — это единственный единичный мир, но нам это все равно. Не исключено, что изначально вообще был только один мир, но потом что-то произошло, и появились две противоречащие друг другу части. Скажем, континент развалился. А может, и нет. В любом случае эти две части не могли находиться одновременно в одном мире — и мир сам разделился. Потом произошло то же самое еще раз, и еще раз, и так пока их не стало двенадцать.

Кристофер с интересом слушал, потому что ему всегда хотелось знать, как появились Везделки.

— И все миры появились одинаково?

— В некотором смысле — да, — сказал Флавиан, явно думая о том, какой Кристофер хороший ученик. — Возьмем Седьмые Миры — горные. Следует помнить, что в доисторические времена горообразование происходило намного более интенсивно, нежели сейчас. А Пятые вообще сплошь состоят из островов, и ни один из них не больше Франции. Причины разделения были одни, но пути различны. Ход истории стал причиной этих различий. Самый простой пример — наши Двенадцатые Миры. Тот мир, в котором мы живем, называется Мир А и опирается на магию, что, впрочем, характерно и для остальных миров. Но следующий мир — Мир Б — откололся в четырнадцатом веке и занялся наукой и машиностроением. Мир В отделился во времена римлян и поделился на огромные империи. И все в таком духе до девятого. Обычно в группе девять миров.

— А почему их считают с конца?

— Мы полагаем, что в основе лежит Первый, давший жизнь остальным. Во всяком случае, именно великие маги из Первых обнаружили, что существуют другие миры, и повели им счет.

Такое объяснение устраивало Кристофера намного больше, чем объяснение Такроя, и он был благодарен Флавиану. Поэтому, когда тот спросил:

— Как вы думаете, почему мы называем эти двенадцать миров Родственными? — Кристофер посчитал себя обязанным ответить:

— Они все говорят на одном языке.

— Замечательно! — От удовольствия и удивления бледное лицо учителя порозовело. — Вы очень хороший ученик!

— Да, просто блестящий, — с горечью произнес мальчик.

Но когда на следующий вечер Флавиан решил заняться практической магией, Кристофер оказался совсем не на высоте. У доктора Посана он привык к заклинаниям, от которых был толк. А с Флавианом они вернулись к простейшей магии вроде школьной. Кристофер изнывал от скуки. Он зевал, все ломал и, как обычно, глядел в лицо учителю туманным взглядом, чтобы Флавиан не мог понять, что он делает, а сам тем временем заставлял заклинания работать самостоятельно.