– Смешно тебе! Но я бы не удивилась, окажись оно так на самом деле! Просто невероятно, сколько всего ты знаешь о том, какая еда полезна, а какая вредна для ребенка, а у нас и ребенка-то пока нет. Я не беременна, Люк.
Смех мужа затих.
– Ладно, ладно, понял. Понимаю твои чувства, учитывая, как я себя вел.
– Правда?
Он потянулся ко мне, но остановился, и рука замерла на полпути между нами.
– Поверишь, если я скажу, что пригласил в ресторан свою жену, Роуз Наполитано, по одной причине: она любит равиоли так же сильно, как я, ее муж, люблю суши? И не вынашиваю тайные замыслы, стараясь ускорить беременность.
Я скорчила недоверчивую мину и пожала плечами.
– Наверное.
– Ты можешь хотя бы попытаться мне поверить?
В изменчивом вечернем свете я внимательно посмотрела на мужа.
Могу ли я?
Люк моргнул, снова моргнул. Кажется, он нервничал. В глубине моей души вспыхнул огонек – слабое воспоминание о счастливых временах, когда я верила, что Люк – единственный мужчина, которого я любила и всегда буду любить. Каково это – снова испытать прежние чувства сейчас, после всего, через что мы прошли?
Рука Люка на нашем диване выглядела так одиноко.
– Могу, – ответила я и накрыла его ладонь своей. – Я попытаюсь.
– Тогда спрошу еще раз: Роуз Наполитано, согласна ли ты пойти со мной на свидание просто потому, что я очень сильно люблю тебя и хочу видеть счастливой? – Люк взял мою ладонь, поднес к губам и поцеловал.
Я засмеялась, и натянутость между нами исчезла.
– Да, Люк, я пойду с тобой на свидание по одной лишь причине: потому что люблю тебя.
Сказав это, я поняла, что тело мое пылает. Да, мы произнесли обычные для супругов признания, как правило, такое говорят машинально, но, учитывая все обстоятельства, я почувствовала свою уязвимость. Будто выдала тайну.
Но потом Люк тоже улыбнулся, даже радостнее меня, и сказал:
– У меня не было никаких скрытых мотивов, Роуз. Я просто хотел сделать свою жену счастливой. Правда.
Мы сидели на диване и глупо улыбались друг другу. Люк открыл бутылку вина, мы немного выпили и проговорили несколько часов, хоть на время выбросив из головы проблемы в браке.
Когда Люк поставил бокал на журнальный столик и жадно поцеловал меня, я поддалась, позволила нам забыться в любви и не задумываться, что получится или зачем мой муж это делает. Когда той ночью мы отправились в кровать, во мне зародилось зернышко надежды, и я заснула счастливой.
С того раза мы с Люком принялись медленно и неторопливо двигаться навстречу друг другу. Мало-помалу счастье снова вернулось и начало исцелять раны, нанесенные нашей любви, нашим жизням и браку. И когда я сделала первый тест на беременность и увидела проявившийся плюс, то хоть мне и было немного жаль, все же в душе расцвела надежда.
Возможно, после всех споров и моего сопротивления, наш с Люком ребенок – это благо. Не только для моего мужа или нас обоих, но и для меня. И для меня тоже.
– Детскую колыбель? – Отец неуверенно взглянул на меня. Наждак у него в руке смялся – так сильно папа его сжал.
Наверное, отец – единственный человек в моей жизни, кроме Джилл, который никогда не приставал ко мне с просьбой родить ребенка, не допекал с вопросами о материнстве, о том, почему я все это так сильно не переношу.
– Мне не нравится, что Люк давит на тебя, – сказал он недавно, когда мама передала ему, что мы с Люком ссоримся из-за детей.
Мы разговаривали по телефону, я шла домой после занятий. Мимо ехали машины, гудели клаксоны, люди несли багаж с вокзала. Отцу не нужно было объяснять, что он имеет в виду. Мы с ним и так это знали.
– Все хорошо, пап, – возразила я, хотя ничего хорошего не было, мы с Люком из-за того и ссорились.
– Ты сама знаешь, как для тебя лучше, Роуз, и я тебе доверяю. И ты должна себе доверять.
– Спасибо, папа, – отозвалась я, и разговор перешел на более безопасные темы: приближающуюся грозу и дождь, который, наверное, зарядит на весь день.
Отец стоит и ждет ответа, пристально ища моего взгляда.
– Да, папа, колыбель, – выдыхаю я и наконец признаюсь – выпускаю на волю слова, что еще не срывались с моих уст. – Я беременна.
Папа – первый, кому я рассказала.
– Милая… – говорит он и умолкает.
– Я пытаюсь смириться…
Пот стекает по лбу отца, и он вытирает капли тыльной стороной ладони.
– Роуз, ты хочешь его оставить?
Глаза наливаются слезами.
– Папа…
Он напоминает мне, что у меня есть выбор, что я еще могу изменить решение. И мне это нравится. И он совершенно не колеблется.
В эти мгновения, что тянутся между вопросом папы и моим ответом, я вспоминаю, как надеялась, сомневалась, опять надеялась и еще больше сомневалась, ходя по кругу с тех самых пор, когда сделала первый тест на беременность, а потом второй и третий. Как я продолжаю надеяться, что мы с мужем нашли способ вернуть любовь, и этот способ – ребенок.
– Да, хочу его оставить, – говорю я отцу. – Я рожу ребенка. Так ты сделаешь мне колыбель, пап?