Девять жизней Роуз Наполитано

Когда мы приближаемся ко входу в больницу, идти становится тяжело, будто вязнешь в воздухе.

– Не знаю, что бы я без вас делала, – говорю я подругам на прощание.

– Хорошо, что тебе не нужно это выяснять, – отвечает Джилл, обнимая меня.

Я разворачиваюсь и возвращаюсь в помещение; больничный запах сразу наполняет ноздри и легкие.

Шагаю бесконечными коридорами, по которым гуляют сквозняки; дорога до палаты химиотерапии, где лечится мама, кажется бесконечной. Первые несколько раз мне приходилось спрашивать подсказки у персонала, но прошло много времени, и я выучила путь наизусть.

* * *

Захожу в палату, возле мамы сидит отец. На сей раз она не спит: по другую сторону ее кресла стоит незнакомый мужчина и разговаривает с моими родителями. Мама будто бы оживилась. Настроение у меня сразу приподнимается.

– А вот и моя дочь – Роуз! – восклицает она так, словно мы лет сто не виделись, и знаком подзывает к себе.

Отец поворачивается ко мне, поднимая руки вверх, дескать, он не виноват.

– Милая, знай, я тут ни при чем, – негромко говорит папа, когда я подхожу ближе.

С подозрением смотрю на него. Что?..

Он пожимает плечами и фыркает от смеха.

– Роуз, мы тут познакомились с одним милым профессором. – Мама, сияя, смотрит на мужчину, который тоже ей улыбается. Вероятно, из вежливости. – Он пришел поддержать друга.

Я смотрю на этого друга, тот смеется и машет мне.

– Привет, я Энджел.

Машу в ответ.

– Приятно познакомиться.

– Я так рада, что здесь, в городе, мы с дочерью стали проводить больше времени вместе, – сообщает мама новым знакомым. – Она живет сразу за мостом.

Награждаю ее пристальным взглядом. Не так я хотела провести больше времени с мамой.

– А вы когда-нибудь встречались? – Мама снова обращается ко мне, указывая на мужчину, стоящего возле ее кресла. – Вы коллеги, Роуз. Он профессор социологии, как и ты!

Я смотрю на него, но не узнаю лица. Однако во взгляде знакомое терпение – он сносит выходки моей мамы, а та, как я вижу, уже его обожает. Качаю головой и нежно сжимаю мамино плечо.

– Мы коллеги?

Мужчина смеется.

– Вероятно, да – я социолог. И действительно профессор.

Он вдыхает поглубже, собираясь что-то добавить – представиться или назвать свой университет, кто знает, – но мама успевает его перебить.

– Я уже дала твой номер, Роуз. Вам стоит выпить кофе и получше познакомиться.

– Боже, мама! Ушам не верю…

Снова поворачиваюсь к мужчине – тот опять смеется, – потом к его другу, который уже хохочет.

– Простите за маму, она любит везде влезть, – говорю я, а сама предупреждающе смотрю на нее. Но потом вижу, как она счастлива, как улыбается, и моя досада исчезает. Снова поворачиваюсь к мужчине. Возможно, он понимает, как тяжело членам семьи, в конце концов, его друг тоже проходит «химию». Протягиваю ему руку:

– Добрый день. Меня зовут Роуз, а вас?

Он сжимает мою ладонь.

– Томас, очень приятно.

И тут я понимаю, что за нами наблюдает вся палата: пациенты с капельницами, хихикающие медсестры, а также мои родители.

– Я сразу посоветовал Томасу составить вам компанию, – нарушает тишину Энджел. – А теперь, увидев вас воочию, думаю, ему точно стоит выпить с вами кофе.

Все смеются, мои щеки горят, но я вдруг присоединяюсь к общему смеху.

Боль, которая терзала меня весь день, утихает.

* * *

Когда я училась в университете, порой мама навещала меня одна, без папы. Садилась на поезд, наведывалась в кампус, мы ходили обедать с моими друзьями, а напоследок она вторгалась к нам на кухню и готовила фрикадельки с соусом, чтобы у нас была домашняя еда на неделю.

Один раз она приехала, потому что я рассталась с парнем, Артуро, и сильно страдала.

Помню, встречала ее на вокзале, стояла на платформе и смотрела, как мама идет ко мне. Помню, она катила за собой чемодан, уверенно шагая, и свежеостриженные короткие локоны упруго касались плеч. Помню свое опустошение и безразличие ко всему, словно все чувства исчезли, а с ними и воля к жизни.

– Как ты, милая? – сразу же спросила мама и крепко меня обняла. От нее всегда пахло свежевыстиранной одеждой и лавандовым мылом. – Уже лучше?

Я покачала головой, мы вышли из здания вокзала и сели в такси. Удержаться от слез было непросто, пришлось даже губу прикусить. Мама внимательно посмотрела на мое лицо. Я знала: оно все в пятнах, я проплакала несколько дней.

– Я рада, что ты мне позвонила, Роуз, – сказала она.

Таксист нажал на газ и проскочил на мигающий желтый на светофоре. Мы ехали по городу, где я училась, далеко от дома моего детства.

– Я рада, что смогла приехать… – Мы устроились на заднем сиденье; она переплела мои пальцы со своими. – Для того мамы и нужны.

Во время поездки я о чем только не думала. Стоило мне увидеть на платформе маму, я тут же воспряла духом. Впервые с тех пор, как мы расстались с Артуро, поверила: все будет хорошо.

Мне было неловко, что я позвонила маме и попросила ее приехать, но все же хорошо, что я это сделала. Слава богу, мама такая – она буквально бросила все дела, упаковала чемодан и примчалась подержать меня за руку.