Девять жизней Роуз Наполитано

– Похоже, моя жена больше не хочет быть моей, – безжизненным тоном замечает он.

Дышу, стараясь успокоиться. Кладу руку на стену, чтоб не упасть.

– Да, Люк, не хочу. Мы должны отпустить друг друга. Мне это нужно. Ты меня даже не замечаешь, причем давно. С тех пор как я забеременела.

– Просто ты мечтаешь, чтобы Адди вообще не родилась. Ты никогда ее не хотела.

Дышу и стараюсь радоваться, что дочь у бабушки с дедушкой. Ее маленькие ушки не услышат слова отца и мой ответ.

– Ты прав, Люк. Я не хотела Адди. Я забеременела, потому что старалась тебя удержать, спасти наш брак. Вот только брак закончился еще тогда. – Отхожу от стены и шагаю ближе к мужу. Пусть видит мое лицо, видит правду. – Адди… Я люблю ее, ты сам знаешь. Я хорошая мать. Может, я и не хотела ребенка, но теперь не могу представить себе жизнь без нее. Так что больше этого не повторяй и не вздумай сболтнуть такое Адди. – Чем больше я говорю, тем увереннее себя чувствую, будто эти слова вытягивают из моего тела яд, который жил во мне. – Я рада, что у нас есть Адди. Но вопрос беременности и ребенка меня убивал, ты знал это, но все равно продолжал давить и давить. И вот до чего мы докатились. У нас прекрасная дочь и мертвый брак.

Люк опускает руки. Носок падает ему на ногу и отскакивает на пол. Люк подходит ближе, идет мимо меня к двери, стараясь не коснуться ни единой части моего тела. Вытаскивает чемодан из шкафа в прихожей и катит его обратно.

А потом начинает собирать вещи.

ГЛАВА 32

4 июня 2014 года

Роуз, жизнь 3

– Я хочу к бабуле! Почему ты меня не пускаешь?

Адди стоит в гостиной, крепко прижимая к круглому животику мягкого розового кролика. Его ей подарила моя мама. Сейчас тепло, раннее летнее утро, но Адди в свитере, который бабушка подарила ей на прошлое Рождество, – большом, объемном, с полосками всех оттенков розового, еще на ней розовые же штанишки, тоже связанные моей мамой.

Когда у нее еще были силы вязать. Сейчас уже нет…

– Милая… – Я обхватываю стоящую передо мной кружку, закрываю глаза, делаю глубокий вдох.

Новости о мамином раке, его стремительное развитие ошеломили нас так внезапно. Тяжело смотреть, как моя малышка теряет любимую бабушку.

– Ты знаешь почему, мы ведь уже об этом говорили. Люк! – кричу я. Мне требуется помощь мужа, только вряд ли он меня слышит.

Люк все еще в постели, он поздно вернулся после свадебной съемки. По крайней мере, так он сказал.

Адди топает мимо дивана в гостиной к столу, который у нас отмечает начало кухонной зоны. И тут я вижу: на дочке туфли со светящейся подошвой, которые тоже подарила бабушка. Все на ней до самых носков подарено моей мамой. Адди знает, как добиться своего.

– Пожалуйста, мамочка. Мне надо сказать ей до свидания.

Сосредоточенно дышу. Я решительно настроена оставаться сильной в глазах Адди, какой хотела остаться для мамы.

– Ты уже прощалась с бабулей.

– Но она еще там! Ты к ней ездишь. А я так и не сказала до свидания. По правде не сказала.

– Адди, бабуля уже не та… Мы с папой хотим, чтобы ты помнила ее такой, какой она была раньше.

– Но мама…

– Люк! – теперь я кричу громче. Отодвинув стул рядом с собой, похлопываю по сиденью. – Присядь, дай маме попить кофе, ладно?

Адди кивает и послушно взбирается на стул.

* * *

Моя мама в больнице, она без сознания.

Мы ждем, когда она умрет. Это уже свершившийся факт, рано или поздно ее не станет. Болезнь развивалась и быстро, и медленно. Сначала медленно – мы не сразу поверили, что рак вообще может одолеть крепкое мамино тело. Казалось, у нас куча времени и вариантов, всевозможных планов. Мы собирались принять взвешенное решение всей семьей, словно у мамы был в запасе миллион лет, прежде чем начать лечение.

Но она ускользала так быстро. Только что мы с мамой спорили и смеялись – и вот уже вместе с отцом я наблюдаю, как она угасает, как тело предает душу и разум, выдающуюся личность, как стихает ее взрывная сущность.

Кто знал, что маму убьет не рак, а его осложнения, тромб, который образовался в ноге и медленно, тайком добрался до мозга. Последние недели в больнице тянулись вечно, но мне показалось, не прошло и секунды, как мы с папой приняли решение отпустить маму, снять ее с аппаратов жизнеобеспечения, потому что жизнь в ней почти иссякла.

Врачи убрали все трубки, прозрачную маску с лица, и нам осталось только ждать, дежурить и следить, как замедляется мамино дыхание и падает до нуля пульс.

Бабушка, которая лежит на больничной кровати, не та бабуля, что знает Адди. Мы с Люком не хотели, чтобы наша дочь видела бабушку такой, мне и самой была не знакома эта женщина. За последние недели жизни мамы ее тело превратилось в сосуд страданий, оболочку, которая уничтожала все еще живой мозг.

– Сфотографируй маму… – сказала я Люку только вчера утром.

Звучало ужасающе, знаю, и все равно я отважилась попросить. Муж сидел рядом со мной у маминой кровати, мы грустно и устало молчали. Адди осталась с родителями Люка: с тех пор как все это началось, они нас очень поддерживали.

– Что?..