Наверняка моей маме было нелегко дать такой совет, но ради меня она согласилась отказаться от мечты – от внука. И тогда я четко поняла: мама любит меня безусловно. Именно это подразумевают, говоря о слепой любви матери к ребенку.
Я решила довериться маминой любви и ее словам, словам, которые невольно повторила Джилл. Мне нужна была их вера, чтобы поверить в себя.
– Я поступаю правильно, – шепчу я.
Медсестра поворачивается ко мне и смотрит на меня с сочувствием. Я без оглядки захожу следом за ней в дверь.
2 мая 2010 года
Роуз, жизнь 5
Мы с Томасом снова встречаемся – ну, разумеется, – и я жду, пока Люк меня поймает. Оставляю кучу улик: сообщения, чеки, поздние возвращения, пропущенные звонки, брошенный у всех на виду ноутбук с изобличающими письмами во весь экран. Но ничто не может заставить мужа отвести взгляд от Адди. Я практически вешаю на грудь табличку с огромными буквами: «Люк, жена тебя обманывает!» – но муж ничего не замечает, не видит, что я изменилась. Хотелось бы набраться смелости и просто взять и уйти от него, но я все ищу в себе храбрую Роуз и не нахожу.
– Адди! – кричу я.
Я отвернулась всего на полминуты, а дочь успела с помощью одного из стульев вскарабкаться на стол и неустойчиво там покачивается. Пошатнувшись, наклоняется вперед и почти падает, но тут я подхватываю ее, безостановочно вопя. А если бы я не успела? Она разбила бы голову и заработала травму мозга? Или хуже – свернула шею и умерла? Тяжело дышу, крепко сжимаю маленькое тельце; Адди разражается ревом.
– Все хорошо, все хорошо, мамочка просто испугалась, – шепчу я ей на ушко, но она рыдает все горше. Несу дочь на диван, усаживаю к себе на колени, она плачет, извиваясь всем телом. – Все хорошо, – уговариваю я, и Адди утыкается лицом мне в шею. – Только нельзя лазить туда, Сопелка. Там играть опасно, а мама слишком сильно тебя любит.
Плач Адди стихает, моя паника тоже, я целую пушистую макушку, а в голове бесконечно проигрывается, как дочь падает со стола. Каждый раз он становится выше, вырастает до десяти футов, а потом пятнадцати, и моя Адди летит вниз с обрыва кухонной скалы. У меня колотится сердце, я обнимаю ее крепче, жалея, что не могу обнять всем телом, укутать своей любовью.
Адди прижимается ко мне, дышит ровно.
Когда-то я так же любила Люка. Помню, как во время медового месяца я чувствовала такое же желание обладать, такой же страх потерять в любой миг, будто Люк может умереть, и тогда мое сердце останется разбитым навек. Стоял полдень, мы лежали в постели. Помню простыни, ярко-белые от солнца, что лилось сквозь стеклянные двери номера. Такие дни бывают только в медовый месяц: каждый день ты просыпаешься, ешь, плаваешь, отдыхаешь, ешь, пьешь вино и коктейли, все время наслаждаясь красотой и дарами новенького отеля, созданного специально для молодоженов, чтобы упиваться супружеской жизнью, заниматься любовью, радоваться друг другу и опять заниматься любовью.
Мы с Люком смеялись, о чем-то разговаривая, о чем – уже не помню. Но помню, как смотрела на мужа и думала, что у него самое красивое, идеальное лицо, неповторимое, что он для меня самый важный человек на свете, и если я его потеряю, вся моя жизнь рухнет. Это ощущение обожгло меня будто вспышкой, оставив огромный шрам, породивший смесь боли, страха и отчаяния. Помню, я еще подумала: «Это такую любовь родители испытывают к своим детям?» А я чувствовала ее к Люку.
Теперь, когда у меня есть Адди, я могу ответить на свой вопрос: «Да и нет. Это одновременно то же чувство и другое. Дело в том, что моя Большая Любовь, которую я испытывала во время медового месяца, пришла и ушла, а любовь к Адди неизменна. Моя тяга к дочери вселяет ужас, это бесконечное головокружение, словно живешь на краю пропасти.
Ненавижу его. Постоянный страх изматывает.
И люблю… Я бы ни на что никогда это не променяла. Я – ходячая банальность, и мне плевать. Что с того? Когда узнаёшь, что на свете существует огромная любовь, которая пребудет с тобой вечно в горе и в радости, все остальное становится неважно».
Адди ерзает, поворачивает голову и, распахнув глаза, смотрит на меня, словно заглядывает прямо в сердце.
– Привет, солнышко.
Раздается звук открывающейся двери. Из коридора на кухню поворачивает Люк, видит, что мы с дочкой сидим на диване. Вернее, он видит Адди, только Адди, а не меня. Я просто держу на руках нашу дочь. С тем же успехом вместо меня мог быть пластиковый манекен.
– Привет, Люк.
– Привет… Роуз… – говорит он, с запинкой называя меня по имени. Будто забыл что-то из списка покупок, яйца или молоко.
Как закончить брак?