– Лиза, Вы не представляете, что значит для меня это Ваше «просто поболтали». Раз уж мы так сразу сошлись, то я Вас в наши семейные невзгоды посвящать сейчас стану. Мы с мужем познакомились еще в Тобольске, я там выросла. После он увез меня на Алтай – с ним все время мы куда-то переезжаем! Там и родилась Леночка. А два года назад объявился этот завод, поехали мы в Пермский край. И по дороге где-то Леночка заразилась тифом. Лиза, Вы знаете – это была ужасная зима! Привезли на новое необжитое место совсем больного ребенка. Еле выходили, как сразу за тем – скарлатина. Ее тогда пришлось постричь почти наголо, она стеснялась страшно. С детишками не знакомится, гулять выйти не уговоришь… В Барнауле няньки-гувернантки все были местные, приходящие, никто с нами не поехал. Мы тогда думали, пустяки, приедем – сразу новых наймем. А тут получилось, что сначала одни только врачи вокруг дочки колдовали, а потом, кроме нас двоих, все чужие люди рядом оказались. Лена замкнулась. Молчит. Только головой качает – «да» или «нет». Думали, уж – насовсем так. А сюда приехали, вроде получше стало. А Вы меня сегодня, просто обнадежили – сама! Сама пришла и вы болтали!
– Так вот почему у нее учителей нету…, – задумчиво протянула Лиза.
– И это рассказала? Чудо просто! Учителей, действительно, нет. Французский она начинала учить. Немецким папа наш в совершенстве владеет. Языками мы пробовали с ней сами заниматься, но нас она не слушает, не воспринимает как преподавателей. Да и времени, если честно, не хватает, чтобы хорошо, системно заниматься, а не раз от раза. А надо бы уже девочку к гимназии готовить. Да кто ж возьмется – мы у Вас в городе всего на пару-тройку месяцев. Теперь уж, наверно, до дома придется обождать, – и тут Вересаева вскинулась в надежде: – А может быть, Вы сами, Лиза? Это было бы чудесно, и девочка Вам уже доверяет. И рояль. Я видела открытый рояль. Может пора уже Лену и музыке учить?
– Давно пора! Меня мама с трех лет за инструмент посадила, а в пять я уже бегло играла. Сколько Леночке?
– Шесть. Зимой семь будет.
– Конечно, надо начинать. Вы знаете, я наверно взялась бы, – размышляла вслух Лиза. – Но только за музыку, если раза два в неделю? Я у себя посмотрю мои детские ноты, и мы попробуем. А про остальное, я поговорю с одной своей подружкой, может она приходить сюда станет, если ее отпустят.
– А вы откуда с ней знакомы?
– Вместе Институт благородных девиц окончили. Она – с медалью!
– Лизонька! Поговорите, – Вера Дмитриевна положила свою ладонь поверх Лизиной. – Мы платить хорошо станем. Счет, письмо, чтение. Французский, чтобы не забыла. Может быть, еще немного по природе что-то. Поговорите…
***
Лиза закрыла крышку рояля, затем заперла залу. Алёна Вересаева ушла на свою половину, горделиво неся пред собой добычу – спасенного одноглазого зайца и охапку полевых цветов. Ее мама еще задержалась с Лизой в вестибюле большого дома.
– Я очень рада нашему знакомству, Лизонька! – говорила она. – В доме одни мужчины, так мне и перемолвиться по женским пустякам бывает не с кем.
– Одни мужчины говорите? – Лиза посмотрела на лестницу, ведущую наверх. – Вы знаете всех своих соседей? Кто они?
– Не близко. На втором этаже – всё люди приличные. Вадим Сергеевич, мы раскланиваемся. Тоже инженер, но по военной части. Кажется, сразу три комнаты снимает некий коллежский асессор. Очень достойный господин. Тоже каким-то образом связан с Выставкой, мы там часто сталкиваемся. Все с представительствами выставляться приехали, – она запнулась, ее взгляд опустился на двери апартаментов напротив собственных.
– На втором, Вы сказали, все приличные. А на первом, простите? – спросила Лиза, проследив направление и выражение взгляда Вересаевой. – Вас кто-то тревожит? Давайте скажем папе?
– Нет-нет. Ничего конкретного. Там проживает некий господин из Баку. Один, только со слугами. Мы, слава Богу, пересекаемся редко, у нас абсолютно разные распорядки. Вот сейчас он, скорей всего, спит.
– Так скоро же обед! – изумилась Лиза.
– Вот-вот. А приезжает под утро иногда.
– Нефтедобытчик? – поинтересовалась Лиза, вспоминая уроки географии.
– Ах, Лизонька, я не знаю, – Вера Дмитриевна коротко вздохнула. – Но уж если что он и добывает исправно, то это коньячную жидкость из графина. Да не по одному в день, как мне думается! Только папе своему ничего не говорите, пожалуйста! А то получится, что я…
– «Ябедничаю»? – подсказал Лиза.
– Ябедничаю, точно, – Вересаева засмеялась. – Лизонька, Вы давно из Института?
– Уже две недели как.
– Как это мило! – Вера Дмитриевна продолжала улыбаться. – Вот потому мы и не виделись раньше! Передавайте папе привет от меня. И ничего более, – она подняла в напоминании указательный палец, прижав его к губам, и, простившись кивком головы, удалилась вслед за дочерью.
Лиза вернулась во флигель, настройщик давно ушел. Егоровна назвала сумму, которую надо было возместить для хозяйственных нужд, и Лиза всполошилась:
– Няня! Его надо догнать! Это совсем по-грабительски!
– Никак больше не выторговывалось, доню! – Егоровна облизывала ложку с вареньем.