Девятая квартира в антресолях - 2

Тася вопросительно посмотрела на Клима, тот пожал плечами. Тогда она посмотрела на Леврецкого. Тот ничего не ответил, а развернулся и, сделав несколько шагов, занял свое место за столом в кухне, откуда прекрасно просматривалась вся прихожая и двери, ведущие из нее в комнаты. Тася последовала за ним. Клим потянулся сзади. После пары минут тишины, дверь скрипнула и приоткрылась. Из-за нее в щель высунулась голова Глеба.

– Он не знает, – шмыгнула голова носом. – Они в классе как все, а после уроков дразнятся.

– Как дразнятся? – опешила Тася.

– По всей вероятности обидно они дразнятся, – рассудил Леврецкий. – А ты что?

– А я не слушал сначала, мимо хотел пройти…

– А они что? – Леврецкий продолжал расспросы. – Да ты иди уже сюда, что мы, через коридор так и будем перекрикиваться? Вон и чай поспел. Так что они?

– Они стали подкарауливать и сзади бежать всю дорогу, – Глеб вышел из-за двери, но к столу не спешил.

– Ну, клещами из тебя тянуть что ли? – Леврецкий указал Глебу на пустующий стул рядом с собой, тот нехотя поплелся к кухне.

– А я все равно, хотел внимания не обращать, – Глеб сел на стул. – Мама всегда говорит: «Будь умнее».

– Ну, правильно! – вклинилась Тася. – Что дураков-то слушать!

– Ну, эти «дураки», как домой приходят, так для своих родителей Ванюшками да Кирюшками становятся. – Леврецкий сегодня с Тасей видимо не во всем был согласен и смотрел не на нее, а на Глеба. – Это только стаей они считают себя грозной силой. Сколько их?

– Трое, – потупился Глеб. – Это когда Ганьки с ними нету.

– А так, значит, и четверо собирается? – Леврецкий был невозмутим. – Ну, это многовато. А с троими можно совладать. Если знать как.

– Да Вы что! – Тася аж задохнулась. – Вы чему сына моего учите? Никаких драк больше! Это ж позор какой! На всю улицу, на всю гимназию! В чем ты еще туда завтра идти собираешься?

Глеб опустил глаза и стал сползать со стула.

– Ну, все, не за столом такие вещи выяснять, – почему-то сегодня командовал в их доме Корней Степанович. – Таисия Николаевна, Вы чашечку-то Глебу поставьте! Давайте чай пить. Сиди, сиди.

– Все можно разъяснить словами! – Тася продолжала свое, но чашку с полки сняла. – Кулаки – последнее дело!

Глеб молчал и, кажется, из всех сил пытался не разреветься.

– Согласен, Таисия Николаевна! – Леврецкий показал Глебу на сахарницу и тот потянулся и передал ее гостю. – Лучшая драка, как говаривают, это та, которой удалось избежать. Но почему Вы считаете, что слова не были сказаны? Почему Вы отказываете своему сыну в этом? Почему не верите, что нынче и было то «последнее», крайнее дело, когда с кулаками и никак больше? Они первые начали?

Глеб кивнул.

– Они третьего дня меня в овраг столкнули, еле вылез. А нынче камнями стали кидать и все кричали: «Твоя мать блаженная!»

– Ну, и молодец, что за маму заступился, – Леврецкий посмотрел на хозяев, Тася плакала.

– Нет, я так этого не оставлю! – взбеленился Клим. – Это кто ж такие? Скажи, скажи! Я и в гимназию! И родителей их!

– Я ничего вам не скажу больше! – снова завопил Глеб. – Если вы только пойдете! Если только скажете!

– Камнями – это совсем не дело! – Корней Степанович нахмурился. – Как дошло до такого? Ты ж понимаешь, что они не только тебя, а кого-нибудь из малышей так подкараулить могут?

– Нет, они только меня, – захлебывался уже навзрыд Глеб.

– Чем же ты так перед ними отличился? – Леврецкий теперь вел беседу, а мать и дядя уступили ему это право, лишь замерев и слушая.

– Они! Они! – Глеб размазывал слезы вперемешку с оставшейся на лице кровью. – Они говорят, я не мальчик вовсе. Они говорят, я столько времени с юбками сижу, что сам стал девчонкой. Они говорят, что у меня сиськи растут как у бабы.

– А ты? – спокойствие Леврецкого было нечеловеческим, как казалось Климу, он бы сам уже давно вышел из себя, вспылил, возмутился, а сейчас только завороженно слушал, не смея вступить, и только изредка поглядывал на Тасю.

– А я сегодня и решил доказать, что я парень! Я рыжего отмутузил, а потом те двое меня за руки схватили и он мне по морде, по морде!

– Запомни навсегда, – твердо произнес Корней Степанович. – Морда у мопса, у тебя – лицо. Будешь знать это твердо, каждый встречный это тоже увидит. И сто раз задумается тронуть ли!

– Вы их не видали! – ревел Глеб. – Им хоть кол на голове теши!

– Я в юности английскому боксу обучался. Кое-что помню. Хочешь, научу?

– Правда? – рыдания стали затихать.

– Правда, – Леврецкий говорил так твердо, что не поверить ему было невозможно. – Только знай, что это борьба джентльменов. Значит, придется тебе твоим врагам объяснять, что будешь с ними исключительно один на один сражаться. Это уже не ко мне, это уж ты сам сумей!

– А сейчас мне что делать? – снова скривил губы мальчик. – Пока я ничего не умею? Я даже убежать от них не могу. Я бегаю плохо. Я толстый!