Девятая квартира в антресолях - 2

Следующий день принес перемены к худшему – с утра было прохладно, а небо затянуло серой хмарью. Ветер нагонял тучи, хлестал по лицу, гулять на тропинке не было ни у кого никакого желания. Полетаев вышел было на холм, да пару раз чудом удержав шляпу, понял бессмысленность затеи и вернулся в дом – заданий от батюшки на сегодня у него не было. Соседки тоже никуда не выходили, он слышал их присутствие. К обеду вышли порознь, он дождался, пока те ушли и неспешно последовал за ними через лесок. Уже на подходе к трапезной, куда с разных сторон стекались гости и послушники, он увидел облокотившуюся на товарку вдову, она согнулась, явно от боли и поджала ногу, видимо оступившись. Как нормальный мужчина, Андрей Григорьевич предложил свою помощь – довести пострадавшую вдвоем. Тут все и произошло. Увидев, подошедшего так близко Полетаева, злобную сдержанность вдовы прорвало потоком брани.

– Дрянь! Гадина такая! Он ходит тут еще, как ни в чем не бывало, грехи замаливает! Дочь! Родная дочь к нему приползла, а он! Да ты бежать за ней должен! Если бы я могла! Если бы я только могла! Сказать, обнять! Все бы простила. Сама бы в ногах валялась. Хоть краешком глаза еще раз увидеть! А эта – стоит на дорожке, чуть не плачет. Живая! А он морду в землю уткнул, да мимо чешет. Скотина!

И, забыв про ушибленную ногу, вдова рванулась к нему и вцепилась сначала в одежду, а после в седую шевелюру Андрея Григорьевича. Женщина, помогавшая ей идти, не смогла ее сначала удержать – от неожиданности, а после оторвать от жертвы – из-за неимоверной силищи, невесть откуда взявшейся в немощной тетке. Когда подоспели еще люди, и ужас этот закончился, наконец, то Андрей Григорьевич ощутил боль на лице, а проведя ладонью по щеке, увидел красные полосы. Вдова расцарапала его в кровь. Сама она в бессилии упала на руки подоспевшим прихожанам, и те унесли ее прочь.

Обедать никто из участников происшествия так и не смог. Полетаева зазвал к себе вызванный монахами батюшка, расспрашивал, успокаивал. Предлагал доктора, Андрей Григорьевич отказался, батюшка обработал ему ссадины самостоятельно и оставил до вечера у себя, пока все не прояснится, а сам ушел куда-то. Вернулся, спустя примерно час, и сетовал, что отселить Андрея Григорьевича никак не получается. Все комнаты для гостей заняты, обжиты, свободных нет, и не предвидится. Местные распорядители хоть и старались селить отдельно мужчин и женщин, да вот так сложилось, что в «мужском» домике от ветхости осталась только одна пригодная к жилью половина, там квартирует знакомый Полетаеву по огородным работам земский ветеринар. Полетаев был согласен жить в любой полуразвалюхе, ничего, лето ведь – вон Демьянов в такой хибаре ночует, что та даже снаружи кажется покосившейся. Но оказалось, что это невозможно, так как непригодную для жилья часть того дома монахи уже приспособили под хозяйственное хранилище, и вынести все оттуда было делом нереальным. Полетаев вздохнул.

Отселить саму вдову, поменяв ее на кого-либо другого, тоже оказалось сложно. Из старух добровольно никто не желал покидать насиженного места, а женщин моложе селить с мужчиной не желали сами монахи. Полетаев уж был не рад всей этой суматохе вокруг него, и спросил, наконец: «А как там она сама-то?». Оказалось, что плоха, выплеск гнева забрал у нее много сил и к ней пригласили-таки врача, опасаясь не только за ее рассудок, но и за саму жизнь. Она была в забытьи и в память не приходила. Тогда Андрей Григорьевич попросил разрешения вернуться к себе, ведь случая столкнуться с ней вновь в ближайшем будущем не предвиделось, а там, может, что и образуется. Это решение принесло облегчение всем, хоть временное. По дороге его ожидал Демьянов.

– Ну, ты как, брат? – спросил он, протягивая Андрею Григорьевичу трость, видимо взятую им из домика на свой страх и риск.

– Да твоими молитвами, – попытался улыбнуться Полетаев, приятно удивленный такой заботой. – Благодарю, очень кстати.

– Ты сильно-то не серчай на нее, – начал было Рафаэль Николаевич. – У нее, говорят, двое взрослых детей было, сын и дочь. А сейчас никого не осталось. И вроде бы оба ушли как-то трагически, я не особо знаю эту историю, так, с чужих слов.

– О, Господи! Бедная женщина! Да я и не злюсь вовсе. Я только не ожидал. Опешил, – Полетаев посмотрел на небо. – Сейчас дождь польет. Эх, а так бы посидели на той скамейке, домой не хочу.

– А, пойдем, брат, ко мне? Пересидишь. Поболтаем.