– Я раньше не решалась, – мягко продолжала Митина мать. – Мне казалось это не честно, пока ничего не было известно о сыне. Какая я, право слово, до вчерашнего дня была родительница? – она слабо улыбнулась. – О своем-то ничего не знала, куда уж тут чужих-то воспитывать…
– Какая ж я чужая? – Лиза даже остановилась. – Воспитывайте, сколько хотите. Вам и я, и папа доверяем и… любим… Мы уже давно, как родные… Мне так казалось.
– Господи! – Наталья тоже остановилась и обняла Лизу, совсем как вчера около дома. – Спасибо тебе девочка, что ты это сказала вслух! Я тоже! Я тоже так давно считала, но ведь в чужую душу не заглянешь. Если уж и ты так думаешь. И не «воспитывать», это я так от волнения сказала. Вот мы сейчас на могилке твоей мамы были, я и перед ней сказать могу, Лиза, что отношусь к тебе как к дочери, поверь мне. Поэтому и говорить хочу как с собственным ребенком. Ты сейчас совсем одна. Ни матери, никого. Подружка твоя та, что я видела, Нина, кажется. Она ведь тоже уехала, как я поняла?
– Да, уехала, – Лиза так и стояла, не пытаясь выпутаться из объятий.
– Тяжело тебе, девочка?
Лиза промолчала.
– Ну, пойдем, пойдем, – Наталья приобняв Лизу за плечи развернула ее обратно на дорогу. – Этот Алексей приятель-то Нины твоей?
– Нет, другой подружки, Лиды. Она в городе осталась. Ее брат из Москвы приехал вместе с Алексеем недели три назад.
– А с ней ты как?
Лиза пожала плечами.
– А вот про школы вы спрашивали, – Наталья и Лиза уже вышли на улицу, ведущую к дому. – Дело хорошее, я подумаю и скорей всего соглашусь. Но это же надо дом под занятия, да учительнице жилье, так? И детей… Детей ведь не каждый родитель отпустит. В страду даже и не мечтайте! Да и в другое время, знаешь ли, у крестьянских детей работы полно. Надо будет говорить с каждым. А жалование тоже мы, Товарищество, из прибыли должны будем ей выплачивать? Помещиков-то теперь в округе и нет никого близко… Это же надо общим решением проводить, сама я не могу. Это тебя сильно занимает, Лиза, устройство сельских школ? Это твое дело нынче?
– Да вроде теперь и мое, – задумчиво сказала Лиза. – Наша бывшая учительница при нас рассказывала о затее, а Лида загорелась. А мы ей, вроде как, помогаем.
– Вроде как…,– как эхо повторила Наталья. – А музыка? Музыкой занимаешься по-прежнему?
– Занимаюсь, – в голосе Лизы зазвучали нотки удивления, потому что от таких переходов с темы на тему, она вовсе перестала понимать, к чему ведет собеседница. – Крупных вещей, правда, давно не разбирала. Да вообще, новых. Концерт лежит купленный еще по весне. А так, да, занимаюсь. Да еще ученица у меня теперь маленькая, только начинает. Девочка. Живет с родителями в большом доме.
– Ученики – это хорошо! – какая-то мысль пришла Наталье Гавриловне в голову только сейчас. – И нравится тебе преподавание? Получается?
– Пока все идет хорошо. А это Вы к чему?
– К тому, девочка, думала ли ты, чем будешь заниматься в жизни? Вот, например, не хотела ли бы ты стать той учительницей, что поселится здесь в будущем году? Места тебе знакомые, люди тоже.
– То есть как? Я? – Лиза вскинула на Наталью Гавриловну изумленный взгляд. – Уехать сюда насовсем? Ой! Я, право, даже не думала о такой возможности. Я все страдала, что усадьба больше не наша, а ведь правда…
– Подожди, подожди, девочка! – смеялась от Лизиной внезапной радости вместе с ней Наталья. – Это же не только удобный способ вернуться, куда желаешь. Это же дети! Их судьбы, их желание или нежелание учиться, их капризы, характеры. Нужно ли тебе именно это? Готова ли ты этому посвятить свою жизнь? Про это я спрашивала.
Лиза надолго замолчала. И лишь подходя к самому дому, она честно ответила.
– А ведь, наверно, не готова, Наталья Гавриловна. Я с одной-то ученицей справляюсь, но иногда – с трудом. И сюда я хочу, конечно, не так, не по-серьезному. Я скучаю по речке, по прогулкам… А это баловство все…
– А учиться? – они уже стояли на пороге. – Учиться ты дальше не думала?
– Снова учиться? – опять изумилась Лиза. – Чему? Музыке?
– Ну, если музыка – твоя судьба, твое призвание, то надо учиться и музыке. Но уже профессионально, – Наталья смотрела теперь на Лизу как ровня, как на взрослую. – Тогда надо в консерваторию готовиться. В Москву ехать.
– В Москву? – задохнулась от перспектив Лиза Полетаева. – Ох, Наталья Гавриловна! Вы так меня озадачили. Мы с папой о таком вовсе не разговаривали. Я не знаю. Мне надо подумать.
***
Андрей Григорьевич думал о том, как сложится его разговор со старцами. Ведь когда-нибудь вот также, неожиданно, войдет в их домик Демьянов, и, застав врасплох, поведет в скит. Еще гадал он, что же все-таки могло произойти там такого, что вот второй день подряд пожилая, скептически настроенная, довольно волевая и властная в своем роде женщина плачет как ребенок от первой непоправимой утраты, питаясь страданием вновь и вновь, не зная успокоения. И снова возвращался мыслями к себе. Что скажет он? О чем испросит? Какого совета ждет, что желает изменить, исправить? Зачем он вообще здесь?