Девятая квартира в антресолях - 2

Первое, что она попыталась сделать в другом городе, еще до того, как поехать на квартиру сына, это добиться его отчисления из учебного заведения. С ней терпеливо разговаривал сам начальник – усатый господин в мундире, при орденах. Объяснял, что нет причин. Что сын ее совершеннолетний и дееспособный гражданин. Что только он сам может принимать подобные решения. Узнав регалии и заслуги не уступившего ей господина, Катерина Семеновна телеграфировала нужным людям, кое-чем обязанным мужу, и второе посещение увенчалось успехом. Поникший и дорожащий своим местом пожилой служака униженно протянул ей документы сына. С, так называемой, женой сына, она даже не стала разговаривать, хотя та все порывалась напоить ее чаем и угостить тем скромным набором продуктов, которым пичкала ее мальчика. Тому она просто велела собираться.

– Мама, я никуда не поеду, – спокойно отвечал ей взрослый сын. – Неужели ты еще так и не поняла, что у меня давно своя жизнь? Что я вырос, мама? Оставь нас в покое, если не можешь любить. Уезжай!

– Это ты ничего не понял! – стояла на своем она. – Вот это ты считаешь любовью? Никто не будет любить тебя так, как твоя мать. Никогда! Собирайся.

– Нет, мама. Ты ничего не сможешь сделать мне больше. По всем законам я самостоятельный гражданин. Уезжай, мама, не позорь себя. У нас все хорошо, мы ничего не просим у вас с отцом, чего ты хочешь от нас? – он поднял взгляд от пола на свою жену, та улыбнулась ему и машинально погладила свой округлившийся уже живот.

Катерина Семеновна сняла номер в уездной гостинице и начала кипучую деятельность. Корреспондентов и поставщиков у мужа было достаточно в любом городе губернии, и она подняла все свои возможные связи и знакомства. Прежде всего, семье сына отказали от квартиры – это было самым простым. Молодым пришлось уехать в еще более глубокую провинцию – к родителям жены. К счастью, у ее папаши оказалась целая пачка неоплаченных векселей, и он быстренько сел в долговую тюрьму.

С синодальным окружением было сложнее, но сначала мелкие неприятности, беседы с вышестоящими чинами и дошедшее аж до Владыки расследование обвенчавшему их священнику было устроено. После расползающихся слухов, что он покрывает блуд и отхлынувшего потока прихожан, ему пришлось покинуть насиженное место и сменить епархию. Мать своей любовью не только устраивала вокруг сына пустыню, но разя его близких и знакомых разной степени утратами и трудностями, вызывала их отторжение от общения с ним. Это не могло не вызвать в душе юноши чувства вины и ответственности за судьбы любимых или уважаемых им людей. Он, наконец, сдался. Особенно опасался он за беременную жену, поэтому, посчитав за меньшее зло оставить ее, но помогать издали, он уехал с матерью. На ее требования, уже дома, начать и довести до конца процедуру развода, пока никто не родился, потому что впоследствии это вызовет сильные препятствия в церковных инстанциях, он ответил: «Завтра, мама».

Утром его нашли в петле. Жене его о похоронах не сообщали, отец слег. Катерине Семеновне пришлось брать дело мужа полностью в свои руки, она не позволила себе распускаться и долго страдать по сыну, оказавшемуся таким душевным слабаком, она полностью отдалась делам. Смотря на нее иногда, распоряжающуюся грузчиками и приказчиками, муж гадал, есть ли у нее вообще сердце, или может существовать организм, действующий и без этого органа. Ведь мало ли загадок бывает в биологии? Он потирал грудь и переводил взгляд на дочь, ведущую теперь все подсчеты. И молил, чтобы аномалия матери не передалась по наследству. Через год он с той же силой молил об обратном, но уже снова было поздно.

Хотя дочь и уверяла вернувшуюся мать, что у нее романтический запал угас, и все было мимолетным и несерьезным, как только внимание Катерины Семеновны безраздельно сосредоточилось на ней, любовь с работником скрывать удавалось не долго. Ну, тут хоть до женитьбы не дошло! Мать снова включилась в защиту семейных ценностей всеми силами, и тут же обнаружилась растрата, а после и немалая сумма денег и товаров по адресу, где проживал предмет дочерних вожделений. Завели дело. Дочь умоляла прекратить его, обещала и даже клялась, что забудет имя своего избранника, если мать сжалиться и отпустит его невредимым. Услышав привычное: «Надо было раньше думать. Теперь я назад не поворочу, а тебе больше веры нет!», дочь подозрительно успокоилась.