Девятая Парковая Авеню (СИ)

— Да, — бесцветно ответил я, глядя в потолок. — Я несчастная, мутировавшая копия Кирсти Лайта.

— Ёлки-палки, нет! Ты… ты полноценный человек. Твоя генная формула хоть и похожа, но в корне отличается от той, что наградили Кристиана. Мать-природа не позволила вылепить двух одинаковых людей. Ты младший брат его, по сути… просто его мать не вынашивала тебя в своей утробе. И было бы странным не быть похожим на Кирсти внешне.

— Йесси не похож на Кирсти!

— Но ведь люди не в штамповочном цеху рождаются! На то она и жизнь, что ничего не повторяет. Особенно ты… неповторим. Ты его брат, Ангел, не клон… перестал быть им уже на двадцать четвёртый день своего внутриутробного развития.

— Пытаешься меня утешить? — презрительно поинтересовался я, доставая сигареты: курить захотелось просто зверски хотя бы ради того, чтобы сгладить шок от полученного удара ниже пояса.

— Пойми… — устало начал Юрки ещё раз, окутывая меня нежным взглядом. — Ты не такой, как Кристиан. И вообще, не такой, как все. Да, сейчас ты чувствуешь себя оскорблённым и униженным оттого, что у тебя не было возможности родиться как любому нормальному человеку, что твои американские родители — вовсе не твои и вся жизнь пронизана сплошным обманом. Но, может быть, немного позже ты осознаешь, какой блестящий второй шанс предоставила судьба мутировавшим хромосомам Кирсти. А в его лице — хромосомам всего человечества. Сколько тебе лет? Двадцать четыре?

— Двадцать пять.

— Верно. А выглядишь ты, в общем, лет на пятнадцать. А по отдельно взятым чертам лица — на пять. Вдумайся в эти слова. И вспомни то, что тебе, я уверен, хоть раз, да говорили. Маленькие дети… они как ангелочки — нежнейшие лица, нежнейшие тела… и всё проистекает из чистоты нежнейших душ. А что происходит потом? Детская красота эфемерна, потому что юные души грубеют… мы красиво называем это взрослением, но это просто самообман. Мы грубеем, как грубеют деревья, покрываясь жёсткой корой… отсюда происходит огрубление и физических тел. А за ней лишь старость, болезни и глубокие морщины. Нет, ну можно подтягивать кожу, делать пластические операции, пудрить мозги себе и другим косметикой, как это делают женщины. Но это бесполезно. Оставшись наедине с самим собой, один на один, человек отметает утешительные иллюзии и встречает реальность. Никогда больше ему не стать прежним ангелом. А ты… проклятье природы обернулось для тебя благословением. Ты обладаешь тем, чего никогда не имел остальной род человеческий. Ты знаешь, какой ген был предположительно дефектным? Твои хромосомы не содержат информации о старении и увядании, оставив тебя навеки на пике красоты и молодости. Ты слышишь меня? Ты вечно молод! Ну… по прогнозам… по смелым догадкам. Да, мы не можем узнать больше, можем лишь гадать. Ты окутан тайной, оставшейся в искусственной матке той лаборатории, где учёные тебя зачали. Твоя душа чиста и непорочна и, по всей видимости, это заслуга твоего ангельского сердца, с которым твой разум разделился и даже может вольно общаться. Я поверил тебе и поверил в твой транс, не сомневайся. И если библейские бесполые ангелы — глупая выдумка священников-педофилов… я знаю, что хотя бы один ангел у нас есть. Мы украли его у неба. Он достоин носить крылья. Ему забыли их дать при рождении, забыли дать понять, кто он. Почему? Возможно, чтоб он… ты… не улетел от нас, жалких, ничтожных и увечных, по сравнению с тобой. Возможно, ты мог бы положить начало новой расе, вечных детей, похожих на ангелов. Возможно, они даже родились бы с парами мощнейших крыльев за спиной. Возможно, вы избавились бы от всех старых болезней человечества: вражды, жадности, трусости и борьбы за власть. Возможно, просто бросили бы изнемогающую землю… и исчезли покорять бескрайние просторы космоса.

— Юрки! — моё буйное воображение, с предельной точностью набросавшее представленную картину, теперь заставляло меня задыхаться от плача… и от смеха. — Господи, Юрки… замолчи! Я… наверное, люблю тебя. За всё… за это. Я не подозревал, что ты умеешь чувствовать так много. И так вдохновенно молоть бред. Прошу, больше ни слова. Ты и так наговорил с лишком.

— Молчу, но позволь хоть сказать, что я тоже тебя люблю, лапси, — финн губами стирал с моих щёк слёзы. — А ты… ты прекрасен. Скорей бы уже Кристиан увидел тебя. Он ждал этой встречи десять лет.

— Ждал ли?