Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ

– Будем ждать решения политического руководства страны, – ответил командир роты и уже более спокойным голосом добавил: – Пока обмундирование снять, повесить в ногах кровати, оружие тоже до особого распоряжения остается в расположениях взводов. Разойдись!

– Разойдись! – продублировал команду старшина.

Строй нарушился, но никто не спешил разоблачаться, все собрались вокруг ротного. Вопрос оставался прежним: что дальше? В короткой приватной беседе офицеры, которые также были здесь, в расположении, пояснили, что в таких случаях четвертый курс немедленно получает лейтенантские звания и в течение короткого времени отправляется в бригады, то есть, по сути, воевать. Третий курс следует вместе с ними, только в звании младших лейтенантов. Второй и первый курс остаются доучиваться по сокращенной программе. Мысль об этом будоражила кровь, но никто не боялся возможного поворота событий, наоборот, все как будто желали этого. Состояние души было ни с чем не сравнимое, даже с ожиданием парашютных прыжков.

Таким образом, на спинках кроватей, в головах, висела парадная форма, на столе у ротного лежала стопка отпускных документов, а в расположении на табуретах лежало аккуратно сложенное зимнее полевое обмундирование вместе с РД. В ногах валялось оружие, под кроватями – невскрытые цинки с патронами, которые всегда хранились для таких вот неожиданных случаев в ружейной комнате роты.

Внешне все было спокойно и обыденно, но внутреннее напряжение росло. Часть первого курса была отправлена на склады для погрузки парашютов. Когда они вернулись, то сообщили, что вся автомобильная техника стоит в колонне, готовая к отправке.

Я не знаю, что происходило в тот момент в войсках, но у нас в училище все было именно так. Ближе к утру, но еще затемно, пришла команда: «Сдать оружие и боеприпасы в ружкомнату, обмундирование – в каптерку. Переодеться в парадную форму. Заместителям командирам взводов получить на личный состав отпускные документы». Начали с последнего.

Радостный гвалт прокатился по казарме. Четвертый курс метнулся по команде старшины сдавать оружие, следом третий – все согласно изначально установившейся субординации. Огромная тяжесть упала с души.

Нечто подобное мы испытали спустя десять месяцев. Кроме того, во время службы в 24-й бригаде также пришлось почувствовать шаткость мира сего, во всех смыслах этого слова. Причем дважды. Но там было проще воспринимать такие испытания судьбы – все-таки боевая часть это не училище, да и такой острой дилеммы – в отпуск или на войну – не стояло.

Почти все курсанты не стали дожидаться утра и, получив на руки документы, метнулись за порог училища прямо в непроглядную зимнюю темень. В отпуск я, да и все мы, поехали уже другими людьми.

Я окончательно, глядя на гражданскую суету, почувствовал себя «чужим на этом празднике жизни», только вот о том, что веселье могло закончиться в одночасье, знали далеко не все. «Большие знания вызывают большие печали», – повторял я тогда услышанную где-то мысль. Только через много лет я узнал, что источником этой глубокомысленной сентенции был Екклезиаст: «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Армия стала моим миром, моим домом, круг общения тоже замыкался в этих пределах, и, самое главное, меня это вполне устаивало. Через много лет чувство «инопланетянина» только усилилось, даже после увольнения из армии.

Сразу после трагедии в Новочеркасске к нам пришел новый командир взвода, без которого мы вполне благополучно обходились довольно долго. До этого момента нами «заведовал» по совместительству с первым взводом старший лейтенант Невмержицкий. Жаль, что он не задержался у нас надолго.

2-й взвод (1980 г.в.) В первом ряду крайний слева ст. лейтенант Баландин

Старший лейтенант Баландин был взводным в Новочеркасске и теперь возглавил нас. Человеком он был неплохим. Не придирался, не издевался, не оскорблял, но никогда и ничего не забывал. И если кто-то из курсантов вдруг опоздал в строй, то мог быть уверен, что понесет за это наказание, но адекватное проступку. Всякая мелочь оставалась в его памяти. Мне кажется, что он и теперь, спустя десятки лет, помнит, кто и где чего нарушил. Впрочем, это никого не пугало, разве что «женатиков», которым увольнение необходимо было, как воздух, а женатых теперь отпускали в субботу до утра понедельника и еще в среду вечером до утра четверга.

Холостяки отпускались только на выходные и, как правило, только днем. Готовились к увольнению тщательно. Мыли голову из банки на двоих, гладили «парадки», рубахи. В особом дефиците были носки: приходили в негодность очень быстро, а выдавались один раз в год. Костя Кожмяков решил эту проблему раз и навсегда. В гостях он не бывал, поэтому ходил в «белых носках», то есть надевал ботинки на босу ногу.