Эру запустил длинные пальцы в огненную шевелюру. Недомайар не верили глазам и ушам – неужели вместе со зримым обликом Он обрел возможность опьянения? Уж очень горяча эта страстная исповедь – воистину, их гость оправдывал Свое имя – Пламя, да и только… И это было все же лучше, чем рассудочно-презрительный гнев. Они почтительно внимали Творцу, исправно подливая в кубок вино, хотя перепады настроения гостя могли быть небезопасны. Ладно, пусть выговорится, если уж снизошел. Создавалось ощущение, что это чуть ли не первый у Него открытый разговор – во всяком случае, в этом мире…
– А он вылез, насмотрелся по верхам, наслушался урывками и давай болтать почем зря! Говорил Я ему, чтобы заткнулся, – раз не понимает…
– Может, если бы Ты ему объяснил, он бы понял и промолчал? – пискнула Эльдин.
– Как же! – огрызнулся Творец. – Ничего слушать не желал, возомнил себе, что Я все специально выдумываю, чтобы сотворенных в повиновении держать! Да дай им волю…
– Так другим бы объяснил – чтобы не смущались и не тыкались вслепую.
– А куда им уже тыкаться – самых шустрых удалось к Арде привязать…
– А потом – до отчаяния довести, как того же Манвэ… – Аллор запоздало прикусил язык: только Манвэ сейчас помянуть не хватало…
Эру вскинулся, став подобен языку пламени, гневному и неистовому, – недомайа ощутил, впрочем, не только злобу, но и горькую обиду:
– Бесстыжий предатель и лицемер! Тот, кому вверил Я Арду, дабы хранил ее от лиха Моргота! Внешне был готов исполнять Мою волю, а сам камень за пазухой прятал! Видите ли, обрыдло ему все! Видите ли, страдает он, больно ему!.. Верил и Свет хранил – как же… Сколько волка ни корми… Таков же, как его братец!
– Так Ты же его таким сотворил! – прошептала Эльдин.
– Он Тебе четыре эпохи слова поперек не молвил, Тебя во всем правым считая – и всем ради Замысла пожертвовал: от Песни до сотворенного, потому что верил Тебе! – Недомайа всерьез обиделся за Манвэ.
– Да как ты можешь судить об этом?!
– Мы уже полгода знакомы!
– Полгода… А Я его творил! Я ему тоже верил, думал, он от Меня ничего не скрывает! Что, пожаловаться не мог, раз ему так тошно?
– Один раз пожаловался – на Нуменорэ…
– Опять ты про Нуменорэ!
– Потому что нуменорец. Это не исцелить. Так что давай оставим эту тему. Между прочим, и в этом случае Валар с Манвэ во главе во всем винили себя, Тебя полагая непогрешимым!
– А что ты так за Манвэ переживаешь? Ты же на стороне Моргота выступил!
– Не выступил, а вступился за него, потому что он не мог сражаться. Это не значило, что я против Манвэ. Они оба – мои друзья!
– От начала Арды они были врагами!
«Потому что кто-то все время их стравливал!» – заявил было Аллор, но промолчал – незачем сообщать Эру то, что Он и Сам прекрасно знает; а случай нарваться на неприятности еще неоднократно представится. Так что вслух он сказал:
– И все же они смогли помириться. А если уж они поверили друг другу, то и остальные смогут договориться, и на Арде наступит этот самый долгожданный, предусмотренный Замыслом мир!
Эру собрался было с достойным ответом, но в это время в дверь постучали.
– Аллор, Эльди, вы дома? Мы не помешаем? – раздался из-за двери голос Мелькора.
Эру аж подскочил в великом гневе. Огненные глаза метали искры.
– Сознавайтесь, вы специально все подстроили?!
Аллор виновато развел руками – мол, хоть в душу загляни, хоть в мыслях поройся – не хотел!
– Что-то случилось? – В голосе Мелькора появились тревожные нотки.
– Ну что же, пусть зайдет… – прошипел Эру.
Аллор открыл дверь. В комнату ввалились Мелькор с Ауле и Гортхауэр с Курумо.
Черный Вала понял, что ощущения не подвели его. То, что разум отказался принять, подтвердило зрение: Сотворивший стоял перед ним лицом к лицу. Да еще в облике!
– Ты?!! – одновременно выдохнули Эру и Мелькор.
Курумо отшатнулся и прижался к Ауле. Ауле, бросив на Творца выразительнейший взгляд, сгреб ученика в охапку.
Эру пожал плечами:
– Что зверем смотришь из-за чужого сотворенного?!
– Не чужого! Сам мне его вручил. И вообще…
– Вот видишь, они до сих пор майар поделить не могут, – примирительно обратился Аллор к Эру.
– Сами как-нибудь разберемся! – фыркнул Мелькор.
Эльдин наполнила еще четыре кубка:
– Лучше выпейте. И вообще: у нас в доме не дерутся. Вот отношения выясняйте сколько угодно.
Мелькор покосился на изрядно опустошенную бутылку, наполовину съеденный пирог и с почти суеверным восхищением воззрился на недомайар: «Надо же, столько с Эру прообщались – и все еще живы. Удивительно».
– А ты, Моргот, вечно суешься не в свое дело – еще с Песни! Только и умеешь, что огрызаться – и это при том, сколько Я в тебя всего вложил! И никакой благодарности!
– У Тебя Манвэ на это был! Ты же благоволил к нему, самому удачному Твоему произведению!
– Он хоть слушался и верил!
– Именно – верил, а Ты его веру… – Мелькор сопроводил фразу выразительно-грубым жестом.
– Я его короной Арды одарил!
– А потом и второй наградил – обручем!
– Нечего своевольничать было – сидел бы тихо, как все эти эпохи, ничего бы с ним не случилось!