Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

— Благоволение… Видимо, так оно велико и ослепительно, что уже три эпохи он не может летать, полагая себя недостойным, и уже две эпохи не слышно его песен в Блаженных землях, ибо как петь, когда погибла твоя песня?.. — Горечь душила Варду — неужели Он ничего не способен понять? Или не желает? Она вспомнила последние события, полупрозрачное лицо Манвэ, искаженное болью, пурпурно-ленивую струйку, стекающую из прокушенной губы под золотое колье… Острая жалость и возмущение накатили горячей волной, тяжело стало дышать…

— Так и ты сомневаешься в справедливости и величии Замысла и не желаешь вразумить своего повредившегося разумом супруга?!

— Пощади его, Эру! — собрав остатки надежды, взмолилась Варда. — Если полагаешь его безумным, за что караешь так?

— Безумцу место в Садах Лориэиа, а буйному безумцу вроде его братца — в Залах Мандоса! Если не вразумляют его увещания Мои — да будет оп заключен туда, и кара, постигшая в свое время Отступника, да постигнет его. Ты же, если в тебе еще горит сияние Извечного Пламени, стань орудием возмездия в руке Моей и отрекись от гибельных дел его, дабы не поглотила тебя Тьма вместе с мятежниками! И пребудешь Королевой Мира, свободного от зла, величием и славой превзойдя нерадивого супруга твоего, — Я разрешу тебя от брачных уз, да не омрачится больше душа твоя…

У Варды перехватило дыхание от негодования — ей отречься от любимого, без которого самое ее существование теряет смысл? «Я не буду сопротивляться любому приговору, который тебе придется вынести, — в Валиноре будет Королева…» — Воистину, ее супруг хорошо понимал Эру… Неважно, как Единый представляет себе исполнение подобного, — при том, что сказали Ульмо, Тулкас и Ирмо, — дело не в этом. Предлагать такое — ей? Все время молчавшей о том, что видела, объявившей Мелькора лжецом, только бы супруг ее не сошел с данного Единым пути и остался цел и невредим?! Она отреклась от себя ради любви, но… дальше-то — куда?

Ровно и спокойно она ответила:

— Я не собираюсь отрекаться от Манвэ — я его люблю таким, какой он есть, но свободным — еще больше. Я лгала ради него, я предала Мелькора — ради спокойствия его совести, и эти жертвы оказались напрасными. Больше так не будет.

Ее ослепила вспышка яркого света, и ярость была в обращенном к ней голосе:

— Одумайся! Ты ведешь себя, как смертная женщина, чьи чувства затмевают разум. Ты готова разрушить все в угоду своим капризам — и приведешь Арду к гибели.

— Арду к гибели приведет ложь.

— То есть? Ты что, отказываешься выполнить Мое повеление?

— Я отказываюсь отрекаться от Манвэ и не собираюсь больше объявлять Мелькора лжецом — и тогда никто не назовет решение Манвэ несправедливым.

— Ты посмеешь подтвердить вражеские измышления?!

— Если об этом зайдет речь, я расскажу, как все было, и расскажу то, что видела.

— Предательница! Ты посмеешь рассказать? Что же, расскажи! — и будешь презираема всеми как лгунья, и в первую очередь — твоим драгоценным супругом — ты ведь знаешь, он не любит ложь, хотя сам изолгался до предела. Посмотрим, что он тебе скажет, когда ты ему сообщишь в безумии своем, что Мелькор говорил правду, — а то, что он все же лжет, ты уже неспособна понять, видя перед глазами те же мороки… Манвэ отвернется от тебя, но ни его, ни тебя это уже не спасет от гибели! Знай же, какая кара ждет упорствующих в заблуждениях!

Яростный смерч обрушился на Валиэ, оглушив и пригнув к полу. Боль, отголосок которой она ощутила в кошмаре, увиденном в садах Лориэна, впилась в голову, словно раскалывая ее изнутри.

Варде показалось, что все ее существо растворяется, сгорает в жгучем жидком огне, зрение гасло…

Мелькор и Манвэ, с тревогой вглядывавшиеся в ее сосредоточенное лицо, кинулись к ней.

Последним усилием, безнадежной вспышкой умирающей сущности она воззвала — к тому, от чего так долго отрекалась, слова словно ледяными осколками сполохов возникли в мозгу: «ЭА! К тебе взываю! К тебе иду — прими — ЭА!!!»

Она упала на пол, скорчившись, стиснув голову руками. Манвэ подхватил ее, сжав в объятиях, — дыхания не было, голова безвольно откинулась, звездные глаза померкли.

— Нет!!! — Острое, пронзительное отчаяние затопило Манвэ, ярость, безумная, сметающая подобия мыслей, вытеснила все, словно и не было ничего, ни воли, ни разума, ни чувств — лишь холодная, бешеная, как ледяной заклятый клинок, злоба, способная разрушить мир. Ставшая почти привычной боль, обвив тело, как огненная плеть, соскользнула, растворившись в клокочущем диком неистовстве.

Мощной волной Мелькора отбросило к стене, на мгновение оглушив, а в следующий же миг, открыв глаза, он увидел синий в черноту смерч, взвившийся над обликом Манвэ.

Всепожирающая черная воронка, метнувшись в замкнутом пространстве, рванулась наружу — затрещали ставни, и окно вместе с куском стены вылетело с грохотом, подняв облако каменно-стеклянной крошки.